Судьба иронична с нами.

— Есть организация, — сказала девушка, — она желает проникнуть во все властные структуры. Не только здесь, но и по всему миру. В каждом государстве есть её эмиссары. То, что произошло здесь, это команда к активным действиям их спящих агентов, которые внедрены в спецслужбы, правительства, бизнес. Они повсюду. Их задача установить контроль над человеком. Только он сможет обеспечить выживание системы, основанной на эксплуатации и угнетении.

— Звучит как страшная сказка, — заметил Горчаков.

Кристина хмыкнула.

— Но это уже происходит, — добавила она, — сейчас, на ваших глазах. Превратить государство из защитника людей в инструмент подавления и контроля и распространить эту систему на весь остальной мир — вот их цель. Митинг тем временем, очевидно, подходил к кульминации. Толпа неистовствовала.

— Мы должны построить систему, основанную на контроле и порядке, — кричал оратор в микрофон, — мы должны стать примером всему миру, как можно построить мечту! Мы должны снова научить мир жить в контроле и порядке. Понти́я отныне станет земной колыбелью будущего мирового порядка. Свободного, демократического, основанного на счастье, трудолюбии, на триумфе нашей воли!

Зрители взревели аплодисментами. Как, однако, слаб человек, когда им повелевает более сильный человек, подумала Кристина.

— Так давайте же докажем на деле триумф нашей воли, — продолжал оратор, — отныне в нашей стране не станет Президента. Президенты, цари, императоры — это пережитки прошлого. Мы идем в будущее. Мы объявляем, что Понти́я преобразуется в Директорию. Директорию тех, кому вы сможете доверить себя, своих детей, детей своих детей. Директория не вернется к коррупции, Директория не вернется к политиканству, потому что вы, народ Понти́и, этого не позволите, а Директория это вы! Так построим же вместе безопасное и спокойное общество, не для себя, для всего мира. Дадим человечеству шанс на спасение, на мир, на справедливость, на безусловное счастье, на триумф человеческой воли!

Упомянутый народ подхватил лозунги и стал их монотонно повторять.

— Это же нацизм, — прошептал Фуэнтес, — чистой воды нацизм! Быть не может, чтобы остальной мир поддержал подобное! Мы обязательно подадим ходатайство! Никто из демократий не признает это!

— Уже признают, — мрачно произнесла Кристина, — и демократии тоже. Ведь любая демократия рано или поздно превращается в тоталитаризм. Властям демократий очень этого хочется. Посмотрите, им уже летят поздравительные телеграммы. Каждая из «демократий» на самом деле мечтает задушить свободу. Она её боится.

— Власть даже агнца превратит в волка, — пробормотал Верховский, — я слишком хорошо это знаю.

— Но ведь невозможно, чтобы граждане поддержали это, — возразил Фуэнтес, — мы решаем свою судьбу, на свободных и честных выборах.

Штильхарт громко усмехнулся.

— По-моему, не стоит напоминать, кого иногда выбирали на свободных и честных выборах, — скептически заметил он.

— Но мы не повторим ошибку прошлого, — горячо заявил Фуэнтес, — мир слишком дорого заплатил за это.

Кристина улыбнулась.

— Вам и не придется, — сказала она, — вы будете жить, как и жили. Никто вам не будет навязывать другие ориентиры. Система подберет для каждой нации тот ориентир, к которому она привыкла. Одним даст либеральную демократию, другим патриархальное традиционное общество, третьим, возможно, нечто среднее. Конфликт идеологий и война всех против всех в постоянном хаосе — лучший способ выживания системы.

— И это только начало, — сказал Верховский, — по плану установление контроля будет происходить через прием греларозола. Таблетка сможет показать системе всё, что человек любит, что хочет, чего боится. Данные будут синтезироваться, анализироваться и сохраняться на специальных серверах. Каждый шаг, каждый вздох. Абсолютная прозрачность для системы.

— Но как можно заставить человека сделать с собой такое? — спросил Горчаков. — Не добровольно же он на это согласится?