— Вот именно, что добровольно, — сказала Кристина, — ради идеи абсолютного счастья.

Фуэнтес манерно фыркнул.

— Но ведь греларозол всего лишь страшная сказка, одна из страшилок поздней холодной войны.

— Увы, нет, — возразил Верховский, — ибо перед вами сидит тот, кто его создал.

— Вы? — удивился Горчаков. — А я всё гадаю, где я вас мог видеть. Вы же Александр Верховский, верно?

— Тот самый Верховский? — спросил Фуэнтес. — Зачем же вы таились?

Александр кивнул.

— Просто всё произошло так быстро, что не было времени представиться, — сухо заметил он, — к тому же я не очень люблю светить свое имя.

— Вы тот, кто предложил идею счастья, — почти с благовонием сказал Фуэнтес, — вы должны гордиться своим творением!

— А вы действительно считаете, что выпив таблетку, можно стать счастливым? — спросил у евродепутата Горчаков. — Мы видели, к чему это привело здесь. Вы желаете такого у себя в столице? Будьте покойны, вам это организуют, если вы не подчинитесь системе.

— Именно так, — сказал Верховский, — моя беда в том, что я это понял слишком поздно. Чем здесь гордиться? То, что создал инструмент копания в чужих мозгах. Даже это раньше можно было считать искусством, а теперь у каждого будет собственный набор для трепанации черепа. И всё это ради богатства и власти. Я задумывал другое.

— Но если вы создатель, значит, вы можете его и уничтожить? — с надеждой спросил Фуэнтес.

Верховский кивнул.

— Я уже уничтожил формулу, — сказал он, — без неё и моих знаний производство новых партий невозможно. Но мы не знаем, сколько произведено уже, и боюсь, что это достаточно внушительное количество.

— Мы должны что-то сделать, — сказал Фуэнтес, — мы подадим обращение с требованием международного расследования. Мы все свидетели.

Кристина покачала головой.

— В лучшем случае вас просто засмеют, — сказала она, — такой фантастикой никто не будет заниматься. Тем более ради какой-то восточно-европейской страны. Поэтому они и выбрали Понти́ю стартовым полигоном.

— Мы же не можем просто принять это как факт, — возразил Горчаков, — сидеть и ничего не делать.

— Не можем, — согласилась Кристина, — но надо. Вольно или невольно мы все стали свидетелями подлинных событий, и, возможно, только мы знаем правду о том, что произошло и что ещё может произойти. Будущее мира туманно, и каждому из нас будет брошен вызов. Вызов нашему доверию, нашим идеалам. Устоять в эти времена и уметь отличать добро от зла, правду от лжи — только в этом главная задача. Уж поверьте мне, я все видела и все знаю.

Кристина понимала, что говорить что-либо этим людям большой риск, поскольку каждый из них, возможно, принадлежит системе. Они отличаются нестабильностью поведения и отсутствием стержня. Хотела бы она, чтобы все разом поняли ту истину, которая стала известна ей в миг внезапной ясности. Но ведь всё не бывает сразу. Так будет неинтересно. С другой стороны, если раскрываешь секрет, то укрепляешь доверие.