Теперь люди, стоявшие на трибуне, зачитывали обращение «K grazhdanam Pontii».
—
С экрана было видно, как толпа безудержно взревела.
Кристина не мигала.
—
— Ничего не понимаю, — заметила Алин, — у вас всегда так весело?
— Раз в сто лет обязательно, — мрачно хмыкнула Кристина.
Зрелище тем временем продолжалось.
—
— Не о нас ли он это? — со смешком в голосе задалась вопросом Левонова.
— Но ведь это ложь! — вскинулся сержант из «Сокола», — мы только исполняли приказы. Мы собой рисковали, чтобы вытащить делегатов.
— Вероятно, это у них называется встать на сторону путчистов, — хмуро заметил тот европейский чиновник, которого они нашли в холле. Его голова была перевязана. Повязка закрывала обширное кровавое пятно.
Патрисио Фуэнтес, напомнила себе Кристина, его так зовут.
— Если честно, я уже не знаю, что я знаю, — заметил Фуэнтес, — я не понимаю, что произошло и у кого правда. Ведь протестующие не нападали на нас. Нас просто усыпили.
Кристина пожала плечами.
— Этим людям неважна правда, им нужно оправдать ужесточение диктата системы.
— Системы? — спросил Фуэнтес. — Но какой системы? Девушка вздохнула.
— Мы и сами пока не знаем, — сказала она, — а если расскажем, то вы не поверите. Честно говоря, мы и сами не верим до конца. Возможно, потом вы узнаете. Пока могу сказать одно. Переговоры по североевропейскому транспортному коридору специально перенесли в гостиницу, чтобы на ваших глазах устроить внутренний переворот, а все протестующие были под действием психотропного вещества греларозол.
— Но кто за этим стоит? — спросил дипломат из Великоруссии, по фамилии Горчаков. — Неужели Турция? Это попытка продавить альтернативное направление для коридора?
Кристина вздохнула. Они должны были знать правду. В конце концов они донесут её до граждан своих стран и, возможно, уберегут их от участи Понти́и. Она должна им рассказать. Теперь на неё смотрели как на голос правды.