Фюрстернберг: Вы хотите сказать, что оккультизм в нынешней Германии – не просто общая мода? Неужели всевозможные мистические секты существуют с ведома высшего начальства?

Рейтер: Рейхсфюрер СС одержим оккультизмом, Рудольф Гесс тоже.

Фюрстернберг: Гесс? Второе лицо в государстве! Рейтер: Беда в том, что Гиммлер лишь играет в оккультизм. По-настоящему он ничего не смыслит в этой области. Его привлекает атрибутика, а не суть. Знаете ли вы, Мария, что Гиммлер восстановил один из средневековых замков и устроил там штаб-квартиру Чёрного Ордена?

Фюрстернберг: Что такое Чёрный Орден?

Рейтер: СС.

Фюрстернберг: Разве ваша организация имеет какое-то отношение к рыцарству? Мне казалось, что вы просто военные люди.

Рейтер: Вы не понимаете, Мария. СС не имеет отношения к государственной военной машине. Мы – вне государства. СС создавалась как система охранных отрядов партии, но затем стала самостоятельной структурой, самостоятельным организмом. В СС правят свои законы, существуют свои ритуалы и так далее. Это только кажется, что Гиммлер состоит на службе у Гитлера. В действительности он втянулся в игру, смысла которой сам не понимает. Ему дана огромная власть. Единственная сила, способная противостоять ему и даже смести его, – это военные. Вермахт не любит СС, почти ненавидит. В военной среде много аристократов, а в СС набираются – как в низший состав, так и в руководство – в основном люди ограниченные, примитивные, которыми легко манипулировать. Гиммлера и Гитлера интересует лишь внешняя сторона дела: цвет волос, цвет глаз, объём черепной коробки… Какая чушь! Рейх, который они создают с такой свирепой увлечённостью, рухнет из-за их же скудоумия, не успев возникнуть.

Фюрстернберг: Вы ставите меня в тупик, герр Рейтер. Послушать вас, так вы являетесь ярым противником нынешнего режима. Но сами-то вы – член СС, имеете высокий чин.

Рейтер: Я пользуюсь предоставившейся мне возможностью. Не вознесись так высоко Гиммлер, у меня никогда не появилось бы случая заниматься наукой. И какой наукой! Мария, каждый человек должен использовать свой шанс. Бог не простит нам, если мы пройдём стороной мимо предоставленных нам возможностей.

Фюрстернберг: В этом вы правы. Но меня пугает, что вы, ссылаясь на Бога, всё-таки учиняете жестокости, служа нынешней Германии.

Рейтер: Любое государство чинит жестокость и несправедливость. История не знает государственной власти, которая служила бы интересам населения. Нет! Всякое государство правит лишь в своих личных интересах, оно раздавит всякого, кто попытается поднять голос против него. Поэтому нужно уметь отыскать свою нишу в государственном аппарате. Это необходимо для выживания.

Фюрстернберг: Вы циничны.

Рейтер: Я предельно честен. Обычно люди боятся быть честными до конца, потому что не хотят признаваться в том, что принято называть пороком. Любой из нас совершает тысячи неблаговидных поступков и без труда находит им серьёзные обоснования. А я не ищу оправданий. Я говорю открыто: «Да, я нередко делаю людям больно». Но потомки скажут мне за это спасибо. Фюрстернберг: Пожалуй, на сегодня достаточно разговоров. И вот что, герр Рейтер, давайте не пойдём в театр. Я чувствую себя… перегруженной.

Рейтер (с сильным нажимом): Вам надо развеяться. Я настаиваю. Поймите, что в театр нынче не попасть просто так. Билетов не достать, они всегда распроданы заранее или забронированы для находящихся в отпуске военнослужащих. Да и не хотите же вы обидеть меня отказом?

Фюрстернберг (после долгого колебания): Хорошо.

Они сели в машину и уехали. Мне не удалось попасть с ними в театр, поэтому я ждал окончания спектакля неподалёку от их автомобиля. На театральной афише было указано, что главную роль исполняет Густав Грюнгенс.

После спектакля Рейтер со своей спутницей сели в машину и сразу поехали к её дому. Там они быстро попрощались и расстались.

После этого я сдал наблюдение.