Чарли пытался опровергнуть это заявление, но Беллилия продолжала настаивать на своем:

— Она не может скрыть, что сердце ее разбито. Это выдает каждый ее взгляд. Но Эллен прекрасная девушка, Чарли. Она всеми силами старается хорошо ко мне относиться.

Лежа на боку, Чарли изучал строгую линию носа своей жены и прелестный контур щеки. Он чувствовал себя недостойным любви этой очаровательной женщины, да еще любви Эллен, женщины с сильным характером. Что такого он сделал в своей жизни, чтобы заслужить их привязанность? Он ведь не Казанова. Если бы он был крепким, сильным, жилистым, с густой шевелюрой темных волос и обворожительной улыбкой, он бы мог и понять, и принять женское обожание. Но ему было тридцать пять лет, и он ничем особенно не выделялся, к тому же начал уже терять волосы. То, что он признавал своим достоинством, было самое обычное достоинство неромантического мужчины, к которому могло приклеиться прозвище Чарли Лошадь.

— Свет погасить? — спросил он. — Попробуем еще?

С некоторым колебанием она ответила:

— Попробуем, любимый. У нас сегодня все получится.

Он протянул руку и выключил свет. Наступила полная тишина. И сразу же этой тишиной овладело бесчисленное количество самых разных звуков. Казалось, что река побежала гораздо быстрее и заговорила более громким и резким голосом, завыл ветер, черное ореховое дерево застучало костлявыми пальцами в окна, рамы задрожали, стекла зазвенели, а сверху послышался такой шорох, словно на чердак ворвалась армия крыс.

— Чарли!

Он обнял жену, крепко прижал ее к себе и зашептал:

— Не бойся, Белли. Ничего страшного. Я здесь, с тобой, моя прелесть, моя женушка, моя сладкая любовь. Теперь ты не одна. И раз я здесь, ничего плохого с тобой не случится.

Его щека стала мокрой от ее слез.

— Да и чего ты, собственно, боишься?

— Не знаю, — прорыдала она.

Они лежали обнявшись. Беллилия рядом с ним постаралась совсем сжаться, чтобы он почувствовал себя очень большим и еще более необходимым такой хрупкой женщине. С первой брачной ночи он пытался помочь ей преодолеть страх темноты. Ее попытки избавиться от этого страха были настолько искренними, что он никогда не бранил ее и не смеялся над ее беспричинным ужасом.

Однако страхи Беллилии постепенно стали воздействовать и на него: он ими заразился. В дневное время Чарли решительно отторгал эту заразу, но, когда ночью Беллилия прижималась к нему и плакала, в его голове появлялись странные фантазии, а его тело под теплым одеялом холодело. Днем его жена была обычной земной женщиной, а в темноте она казалась совсем иным существом, непредсказуемым и в чем-то даже зловещим, женщиной, чье лицо Чарли никогда не видел. Для мужчины его склада ума и образования было глупо попадать под влияние подобных бессмысленных фантазий, и он старался объяснить ночные страхи своей жены, напоминая себе, какую трудную жизнь она прожила до встречи с ним. Ее детство и юность, судя по кусочкам рассказов о том и о сем, включая даже анекдотические случаи, были омрачены таким количеством несчастий и разочарований, что это не могло не отразиться на ее душевном состоянии, на ее ощущениях и уж никак не могло сделать из нее спокойную, уравновешенную личность.

Тем не менее эти рассуждения не помогали Чарли. В спальне хозяйничали фантомы, словно имели на это законные права. Во все предыдущие ночи он то ослаблял, то усиливал свет лампы. А в эту ночь решил доказать жене, что в темноте никого нет и что он не одобряет ее бессмысленных детских страхов.

В этот миг темноту взорвал громкий визг. В комнату пахнуло холодным ветром. Чарли задрожал под одеялом.

— Что такое, Белли?

Она перестала визжать. После глубокого молчания, которое казалось таким долгим, будто она совсем перестала дышать, Беллилия еле слышно прошептала:

— Ты тоже это видел?