Переминаясь с ноги на ногу по ту сторону плетня, Сенька вздыхал.

Бабушка примолкла, чтобы перевести дух, и тут Света сказала жалким мышиным голосом:

— Очень я боюсь, бабушка, как бы мне тебя не возненавидеть! За то, что ты мне так жизнь портишь, всю меня губишь! Я просилась помогать, мне разрешили, а я… Стыд какой! И там Таня, Люба, у-утя-а-точки!.. — Опять Свету слёзы задушили.

Несколько секунд бабушка молча смотрела на Свету. Потом снова разошлась:

— И зачем мы сюда приехали? Да кто же знал, что в этакой благодати утят разводят? Все, можно сказать, условия для отдыха — и воздух, и молоко, и лес… И вдруг, — на тебе! — утки! Как тебя зовут, мальчик?

— Дык Сенька ж!

— Так вот, Сеня, я тебе эту глупую девочку поручаю. Вид у тебя, прямо скажем, не совсем надёжный, но раз уж тебя за ней прислали… Таню я поймаю за косички и поговорю с ней особо. А сейчас… Но ты учти: будет у Светы солнечный удар, с тебя спрошу!

Света почувствовала, что слёзы у неё не текут, а, наоборот, высыхают. Глупости какие бабушка говорит! Солнечного удара у неё, разумеется, не будет, но если бы и случился вдруг солнечный удар, что бабушка Сеньке за это сделает? В тюрьму посадит или на второй год в четвёртом классе оставит?

— И чтоб нигде после вашей ра-бо-ты не задерживаться! — гремела бабушка. — «Возненавидеть боюсь» — выдумала! Варенья хотите?

Света швырнула шитьё на скамейку, подскочила к бабушке, чмокнула её в морщинистую щёку:

— А мы варенье после работы съедим! Верно, Сенька?

Бабушка оторопело заморгала. Потом отчаянным голосом закричала вслед убегавшей внучке:

— Шляпу, шляпу, негодница, забыла!

За шляпой Света вернулась — это дело секундное.