— Вы так считаете?
— Мы поговорили с ней после занятия, и она поблагодарила меня. Сказала, что ей легче.
— Это прекрасно!
На следующее утро Хизер все еще была вялой, речь ее была замедленной, но она сказала, что Даниэль собирается принести ей проспекты туристических агентств, потому что у них еще не было медового месяца.
— Замечательно! — обрадовалась я. — Можно собрать вместе фотографии мест, куда бы вам хотелось поехать, и написать, чего бы вам хотелось. Эдакая визуализация мечты.
— Может быть. — Она взглянула мне прямо в глаза. — Вы очень хороший врач.
— Спасибо, — ответила я, удивившись.
Больше она ничего не сказала. Я задала ей еще несколько вопросов. Как она себя чувствует? Не нужно ли ей что-нибудь? Не хочет ли она о чем-то поговорить? Возникало ли у нее желание причинить себе боль?
Хизер смотрела в пол и на все вопросы отвечала отрицательно, поэтому мы закончили беседу. Она горевала, но горе ее было пропорциональным, и я надеялась, что со временем целительная больничная обстановка поможет ей вернуться в состояние, в каком она пребывала до этих ужасных новостей. Тогда можно будет продолжить лечение, чтобы она смогла вернуться домой и наконец-то отправиться с мужем в медовый месяц. Когда мы прощались, я добавила:
— Когда поедете путешествовать, не забудьте прислать мне открытку.
Она печально улыбнулась и помахала мне рукой.
Глава 12
После работы я вернулась домой, переоделась, собрала волосы в небрежный узел и отправилась возиться с растениями. Обычно меня успокаивало щелканье ножниц и мурлыканье Леонарда Коэна на заднем фоне — это была моя личная психотерапия. Но сегодня я то и дело вспоминала Хизер, Иву, дочь, и у меня по щекам текли слезы. Я стерла их, оставив на щеках грязные разводы, и уставилась на бонсай, который пыталась подстричь. Признав свое поражение, я отправилась в душ, по пути заглянув в коробку, которую оставила на крыльце для кошки, — к моей радости, на подстилке обнаружился клок черной шерсти.
Я посмотрела телевизор, обсудила с Конни то, что стала чрезмерно идентифицироваться с Хизер, — это усложняло мою работу. Когда ей сказали, что ее родители погибли, я сразу вспомнила, как сообщила Лизе, что умер ее отец. К тому моменту, как я легла спать, мне было уже легче. За последние пару недель я привязалась к Хизер и радовалась ее выздоровлению, но нам обеим будет лучше, когда она выйдет из больницы.
Перед сном я почитала, после чего погасила свет. Сердце мое заколотилось, но я повторяла: «Все в порядке, дыши глубоко, ничего страшного», пока паника не прекратилась.
Было еще не так поздно, но я крепко заснула.
Две вещи произошли одновременно: раздался грохот, словно кто-то пнул пустой ящик, и зазвонил телефон. Я подскочила в постели, чувствуя, как бешено колотится сердце. Что происходит? За окном раздался кошачий вой — судя по всему, кошки устроили драку. Снова зазвонил телефон. Я включила свет и подняла трубку. Было без пятнадцати десять.
Это была Мишель. Она пыталась мне что-то сказать, но слезы ей мешали. Не проснувшись до конца, я решила, что сбылся мой худший страх: она звонит, чтобы сообщить мне о смерти Лизы.
Но тут Мишель собралась с силами.
— Хизер Саймон покончила с собой, — сказала она.