Когда всхлипывания утихли и Хизер выпрямилась, я сказала:
— Знаю, вам сейчас больно и вы не можете справиться со своими чувствами, но мы поможем вам. Вы не одна.
Я объяснила, что ее родителям хотелось бы, чтобы она сосредоточилась на лечении, и вновь повторила, что здесь ей помогут на этом нелегком пути. Потом я оставила их вдвоем и попросила медсестру дать Хизер ативан. Когда я вернулась, они все так же сидели рядом — Хизер держала Даниэля за руку и иногда вздрагивала. Она выглядела так, словно по ней пронеслась буря: следы слез на лице, волосы растрепаны, в глазах темная пустота.
— Как мне помочь вам, Хизер? — спросила я.
Она подняла на меня взгляд.
— Слишком поздно. Они были правы. Если уехать из коммуны, все рушится.
Она говорила спокойно и уверенно, словно пророчествовала. У меня волосы на затылке зашевелились. Плохой знак. Похоже, она сдается.
— Совсем не поздно, — вмешался Даниэль. — Тебе станет лучше, и нас ждет замечательная жизнь.
Последние слова он чуть ли не выкрикнул, но не сердито, а так, словно хотел высечь свои слова в камне.
— Понимаю, что сейчас на вас навалилось все одновременно, но вы справитесь, — сказала я. — Потребуется время…
— Это уже неважно, — равнодушно сказала она. — Мой ребенок, родители… Все они умерли после того, как я уехала.
Она что, считает это наказанием?
— Хизер, вы не сделали ничего плохого, — запротестовала я. — В том, что случилось с родителями, нет вашей вины.
Она продолжала качать головой и повторять:
— Они были правы.
Я подождала немного. Даниэль тоже напряженно молчал, но Хизер больше ничего не сказала. Я по-прежнему тревожилась за нее, но она явно не собиралась продолжать, поэтому я заговорила сама:
— Смерть ваших родителей — ужасная трагедия, но вы справитесь. Мы переведем вас в другую палату, хорошо? Поближе к комнате медсестер.
Я хотела перевести ее в отделение интенсивной терапии, но там не было свободных мест. Однако отдельные палаты есть на каждом этаже, поэтому за ней все равно будут пристально наблюдать.
— Если вам захочется причинить себе боль, пожалуйста, скажите кому-нибудь.
Хизер кивнула, но лицо ее по-прежнему ничего не выражало, и она продолжала вздрагивать от всхлипов. Даниэль сидел с ней, пока не подействовал ативан. Я продолжила обход. Когда Даниэль ушел, а медсестры отвели ее в отдельную палату, она немного успокоилась, хотя по-прежнему пребывала в оцепенении. Пока я делала записи, медсестры наблюдали за ней, и я еще раз заглянула к ней напоследок. Хизер спала, свернувшись клубочком. Как рассказали сестры, она проспала почти весь следующий день, а проснувшись, рыдала и хотела поговорить, что означало, что она перерабатывает свои эмоции. Но когда пришел Даниэль, она расстроилась, начала плакать и говорить, что он умрет следующим, поэтому медсестра дала ей еще одну дозу ативана.