— Ну, нельзя же так… — проворчал Лабрюйер. — Вы всю публику распугаете. И голос будет, как у старого боцмана.
— Вы еще скажите, что порядочные женщины не курят! — огрызнулась Каролина. — Мужчинам можно, а нам, видите ли, нельзя! Мы, видите ли, существа низшего порядка! Мы имеем право только пищать!
Тут задребезжал телефонный аппарат.
— Ты, Гроссмайстер? — спросил Линдер. — Знаешь, я тебя уже боюсь.
— А что такое?
— Сейчас на Гертрудинскую придет очередная колымага Вилли Мюллера. Ему дали для обкатки новую, велели не щадить. А он и рад стараться. Выходи, садись туда. Темно-синий «Руссо-Балт», эс двадцать четыре, если тебе это что-то говорит.
— Колымага Мюллера?
— Я не хотел брать наши автомобили — встреча должна быть секретная. А если за тобой следят — то, может, и наш транспорт уже запомнили, ты ведь к нам на бульвар заглядываешь.
— Хорошо, выхожу.
— Что-то случилось? — спросила Каролина.
— Похоже, да. Меня вызывает Линдер. Кстати — билеты в цирк я взял. Четыре штуки. Возьмем с собой Яна и Пичу. Скажите госпоже Круминь — пусть приоденет парнишек.
Роскошный шестиместный «Руссо-Балт» действительно уже ждал на Гертрудинской. Окна заднего сиденья были задернуты кожаными занавесками. Лабрюйер забрался туда и увидел Линдера. Молодой инспектор был одет, как будто собрался на охоту — кепи, тужурка, брюки заправлены в сапоги.
— Ты куда меня везешь? — спросил удивленный Лабрюйер.
— Туда, где придется бродить по лесу. По дороге захватим Фирста. Самойлов с Джимом уже там — он-то и опознал Фогеля.
— Что?!
— Самойлова пустили в одном особняке к телефонному аппарату. Долго он говорить не мог, сказал — это точно Фогель. Теперь понимаешь, зачем я тебя туда тащу?
Лабрюйер выглянул в окно. «Руссо-Балт» вывернул с Гертрудинской на Александровскую, и Вилли гнал его, очень ловко влетая в просветы между пролетками, телегами и не такими быстрыми автомобилями. Он чувствовал объем «Руссо-Балта» примерно так же, как пределы своего собственного тела, и наслаждался крошечными победами над временем и пространством. Не успел Лабрюйер рот разинуть, чтобы спросить о маршруте, как Вилли свернул влево, на Карлининскую. Тут уж все стало ясно.
— Кайзервальд? — спросил Лабрюйер.
— Кайзервальд.
— Нож?