— Зачем же Фогель туда забрел? Может, заманили? — предположил Линдер.
— Темное дело, — подытожил Самойлов. И тут же получил задание — ехать в адресный стол и выписать всех молодых дам с фамилией «Иванова».
— Больше ты ничего не знаешь про дело, которым занимался Фогель? — спросил Линдер Лабрюйера.
— Я все рассказал.
— И никакой связи между Пуйкой и Фогелем ты пока не видишь?
— Вижу. Каждое утро в зеркале, когда бреюсь и закручиваю усы. Я сам — единственная связь. Послушай, Линдер, я сам был бы рад, если бы настоящая связь обнаружилась. Ведь Пуйку наверняка удавили из-за того, что он за мной ходил и мог мне назвать заказчика. Но ее нет. Какое-то дурацкое совпадение, понимаешь? Совпадение! — взорвался Лабрюйер.
— Да понимаю я, понимаю! Ты можешь объяснить, зачем тебе понадобился Фогель?
— Не могу. Это что-то такое эфемерное, неясное в голове… Ну, не могу. Скорее всего, это связано с шайкой карточных шулеров.
— Той, на которую нацелили Янтовского?
— Его все-таки послали во «Франкфурт-на-Майне»?
— Ну да! У нас говорили — это по твоей подсказке. Возвращался бы ты на бульвар, ей-богу!
— Нет. Может быть, когда-нибудь. Сейчас — нет, — твердо ответил Лабрюйер. На самом деле ему уже хотелось вернуться. Но упрямство не дозволяло. Лабрюйер поставил цель — доказать Енисееву, что он, пьянчужка, которого Господь по загадочной милости наградил звучным баритоном и почти идеальным слухом, может обойти долговязого и ехидного жандарма по служебной лестнице, проявив себя в деле не хуже, а еще и лучше, чем этот чертов жандарм.
Потом поговорили о фотокарточках, которые Горнфельд, при всех своих пороках не унижавшийся до совсем мелких пакостей, передал Линдеру. Пока никто второго топтуна не опознал.
Вернувшись в фотографическое заведение, Лабрюйер первым делом пошел к Каролине.
— Одной пташкой меньше стало, — сообщил он и рассказал про смерть Фогеля.
— Значит, это была не наша пташка.
— Черт ее разберет.
— Наша бы не позволила заколоть себя ножом в спину. А что за нож? Вы его видели?
— Видел. Штык-нож, если вам это что-то говорит. И не российского образца.
— Говорит. Странно, что убийца расстался с таким ножом.