Санька с Мокшей давно соорудили несколько барабанных камнедробилок, и отходы кирпично-глиняного производства начали использоваться в строительстве. На дробилках же измельчали и каменную глину на фракции разного размера, от чего менялись параметры керамзита, а значит и керамобетона: прочность и теплопроводность.
В строительстве крепостей Александр решил пойти по простому пути. Он предполагал, что к Москве до Наполеона никто кроме крымского хана не придёт, да и тот пушек с собой не возьмёт. Насколько помнил Санька из истории, «какой-то там Гирей» пограбит Русь и сожжёт Москву только за то, что та долго не платила в Крым «поминки», тоесть просто собрал дань. Причём должен сгореть полностью весь деревянный посад и масса народа. В своих «крепостицах» Санька хотел спрятать простой народ от пожара и от полона, а в случае благоприятного стечения обстоятельств, и дать Гирею отпор.
Крепости строили по возможности прямолинейными в виде закрытых кварталов с внутренними дворами. В каждом таком трёхэтажном, с учётом подвала, квартале могло укрыться до тысячи человек. К весне тысяча пятьсот пятьдесят шестого года на каждом военном гостевом дворе возвели по пять таких секций. Пятью пять — двадцать пять… Это знает каждый. А в Москве, по последней переписи, проживало около ста тысяч человек.
С бунтовщиками Санька решил поступить по закону. Двадцать пять человек верховная дума, назначенная государем, осудила и двадцати двум отрубили головы на лобном месте, предварительно объявив о попытке злодейского нападения на царя. Троих Санька помиловал. Двое оказались Захарьиными, которым, за их бездействие во время свары, у Саньки рука не поднялась подписать смертный приговор. Третьим помилованным стал Данила Дмитриевич Пронский.
Его сын Пётр стоял воеводой в Новгород-Северском. И хорошо стоял. В это время Пётр Данилович прибыл в Москву за пополнением, ибо решил Санька укрепить его гарнизон и потому вызвал. А тут отец его проявил себя на стороне восставших. Слава богу, что не сильно проявил. Так… Стоял с мечом наголо. Рубиться-то было кому в первых рядах. А кикиморкам Санькиным он не противился. Получил булавой по спине, да и всех делов.
Потому Александр с пониманием отнёсся к прошению Петра о помиловании отца. Однако предварительно разговор с ними обоими прямо у себя в палатах поимел.
— Вот смотрю я на тебя, Данила Дмитриевич, и задаю себе всё тот же вопрос, что меня гложил на той думе. В присутствии твоего сына задавать его тебе я не буду. Помнишь его? — спросил Санька.
Пронский старший молча кивнул и потупил взгляд. Седая спутанная борода упиралась всё в тот же кафтан, в который он был одет неделю назад на думском заседании, закончившемся для него плачевно. От него пахло немытым телом. Бани в камерах тюрьмы, построенной Санькой из керамзитобетонных блоков, пока не было.
— И если бы не нужда в тебе и твоей семье в Рязани, — продолжил Санька, — махнул бы я топором над твоей шеей без жалости. За дурость твою. Но не хочу ослаблять землю Рязанскую, оставляя её только в руках Опраксиных. Да и лишать твоих сынов, верно служащих отечеству нашему, дохода и обрекать на нищету и голод внуков твоих не считаю верным. Потому отпускаю я тебя на поруки сына твоего, даже не спрося тебя, будешь ли мне служить далее верой и правдой. Но от службы твоей не откажусь.
Пронский старший медленно опустился на колени.
— Спаси тебя бог, государь! Вечно буду молить о здравии твоём и положу живот свой за дело твоё!
Санька не стал говорить пафосных слов о том, что ему нужна не смерть, а жизнь, а лишь махнул рукой.
— Ступайте с богом!
Глава 29
Строительство кабака в центре Москвы закончилось много раньше. Где-то к зиме монолитные керамзитобетонные стены уже оштукатурили и покрасили масляной охрой под кирпич, на крыше уложили черепицу. Внутреннюю отделку и оборудование завершили к весне. К двадцать второму марту трактир открыл двери для посетителей. Это получился и не трактир вовсе, а настоящий производственный комплекс.
Квадратное здание тоже имело внутренний двор, и было разделено на четыре функциональных корпуса. Питейное заведение, кухня, склад и пивоварня. Всё это находилось в полуподвалах корпусов. Второй этаж был жилой. В двух корпусах располагалась гостиница в третьем и четвёртом, расположенных над пивоварней и кухней, проживал обслуживающий персонал. Третий этаж и один из подъездов Санька забрал себе.
На его этаже имелась маленькая кухня с кладовой, банкетный зал персон на двести, его небольшая трапезная, спальня, кабинет, приёмная, все с нормальной крепкой резной мебелью и встроенными шкафами. Имелась и ванная комната с сауной и «обычным» туалетом с керамическим унитазом и поднятым к потолку бачком, вылепленными Санькой из белой глины собственноручно.
Стеклянные прозрачные окна имелись, но круглые. Как уже говорилось, прямоугольное прозрачное стекло пока не получалось. А круглые стёкла делались просто. Выдувался шар, который потом клался на железную полированную плоскую поверхность. Шар сминался такой же железной полированной плоской поверхностью. Вставленные в узкие деревянные рамы круглые оконца выглядели даже симпатично. Главное, что они были прозрачны и крепки. Особенно, если на такое стекло положить тонкую проволочную сетку, а сверху положить ещё одно расплавленное стекло. Такие «бронестёкла» были вставлены во все нижние помещения, кроме склада.
В городах нижние этажи домов окон обычно, во избежание краж, не имели, а Санькин трактир сиял кругляшами, то отражая солнце, то светясь изнутри светом масляных ламп. Внутри питейного заведения от круглых окон весь день было светло и солнечно, ибо его фасад был повернут к югу.
Первые посетители заходили в трактир поглазеть сквозь стекло на улицу, как в кинотеатр. Цены на еду и пиво Санька не ломил, а пятьдесят грамм чесночной водки наливал даром в «баре» с вывеской «Лекарня». Причём его настойка была по-настоящему лечебной.