- Не собираюсь! - на весь дом вскричал парень, швыряя на пол многострадальную книгу. - У нас друг пропал, а мы по указке директора только всем врём! Меня это бесит! Ненавижу бездействие!
- Уже поздно что-либо менять, Рон, - жестко сказала Грейнжер, сглатывая слезы. - Мы сделали свой выбор еще вчера.
Парень на это только сверкнул глазами, вылетев из комнаты, громко хлопнув старой дверью. А Гермиона без сил опустилась на пол, закрывая лицо руками, и начиная беззвучно плакать, заливая соленой влагой клетчатую юбку.
- Мы все сделали правильно, - шепчет она в колени. - Правильно…Но почему же мне так мерзко?!
* * *
Азкабан
* * *
По пустынным ледяным коридорам тюрьмы, мимо камер, где лежали измученные узники, все ниже и ниже спускалась невысокая фигура волшебника. В сопровождении изможденного смотрителя, Маркус Эйвери вновь спускался к уровню, где были заперты его бывшие соратники, не сумевшие или не захотевшие избежать суда. В первые годы он заходил практически ко всем - но за прошедшие четырнадцать лет немногие из них были в состоянии понимать его речь и не быть угрозой его здоровью. Красотка Бэлла, потерявшая практически весь лоск, вообще едва не перегрызла Маркусу горло, обвиняя в предательстве Лорда. Сейчас он навещал только братьев Лестренжей, более или менее адекватно воспринимающих окружающий мир, Долохова, который, хоть и разговаривал только на русском, был на удивление спокоен и вменяем и, естественно, своего по-прежнему любимого Генри, Генриха Мальсибера.
Они начали встречаться еще в школе - и даже на выпускной пришли вместе, заявляя о своих отношениях всему миру. Вместе пришли любовники и под знамена Темного Лорда. Этот путь выбрал Марк, но Генри без малейших колебаний последовал за ним, с радостью погрузившись в служение Тьме. Лорд был частым гостем в доме Эйвери - отец Маркуса учился вместе с ним, и был одним из самых близких тому людей, хоть и никогда не принял метку и не вступил в войну.
Вместе с Генри, Эйвери стоял и на суде, надеясь только, что ему дадут камеру неподалеку от любимого. Но Мальсибер поступил в тот день абсолютно неожиданно - он заявил, что наложил на своего любовника Империо, заставив принять метку и служить Темному Лорду. Учитывая, что Эйвери-старший никогда не был Пожирателем, и, зная об исключительном мастерстве Мальсибера в этом непростительном заклятье, никто и не подумал сомневаться в заявлении, данном под Веритасерумом. На Эйвери, кстати, действительно оказалось старое Империо, и его освободили, дав срок условно. Он мог только удивляться изощренному уму возлюбленного, продумавшего выход даже во время пика власти и силы их Лорда. Маркус протестовать не стал, понимая, что больше пользы плененным друзьям он принесет, находясь на свободе. После этого он сумел договорился со старым азкабанским сторожем, когда-то давно задолжавшим его отцу жизнь, и стал проносить в тюрьму вещи, еду, разговаривать с измученными людьми, лечить их при необходимости. Конечно же, больше всего времени он проводил в камере своего любовника, расчесывая его когда-то роскошную гриву, грязную и свалявшуюся в тюремной камере, стирая с тела грязь и пот, целуя искусанные губы. А вернувшись домой, напивался старым коньяком, вспоминая то время, когда это он, дрожа, прижимался к Генри, а мужчина успокаивал его после очередного ночного кошмара - проклятья их Рода, когда-то заключившего сделку с демоном Ада. И по щекам Эйвери текли редкие слезы… И он, пьяно вздыхая, зарекался вновь приходить в камеру практически сломленного возлюбленного.
Но в следующем месяце вновь стоял на холодном берегу скалистого острова-тюрьмы.
Вот и сегодня он пришел сюда, только вот в этот раз он принес узникам радостную новость, которую они скорее всего уже знали - их Лорд вернулся из-за Грани. Он видел проявившуюся черным пятном метку, он видел глаза Люциуса, и теперь точно знал, что скоро его друзья вновь будут на свободе, ибо не смотря на все свою жестокость и холодность, Темный Лорд никогда не бросит своих слуг, служивших ему верой и правдой, гнить в ледяной тьме Азкабане.
И Маркус Эйвери целует губы своего возлюбленного, уронившего затылок на его острые колени, практически безумно шепча:
- Скоро, скоро, мой дорогой Генри, скоро ты вернешься ко мне…
И плакал, видя как рано поседевший Мальсибер ласково гладит предплечье, впиваясь ногтями в черную, пульсирующую живой тьмою, метку.
Глава восемь.
* * *
Отдел Тайн
* * *
По ярко освещенным коридорам Министерства шел высокий мужчина с слегка посеребренными временем и переживаниями висками. Темно-каштановые, практически черные, волосы были перевязаны неброской лентой, и спадали на спину неряшливыми, слегка волнистыми, прядями. Темно-синяя форменная мантия идеально отглажена, а проглядывающий под ней черно-коричневый камзол простого кроя выгодно подчеркивает слегка худощавую, но подтянутую и сильную фигуру невыразимца. Но особенным очарованием обладают его глаза - очень светлые, бледно-голубые, с темным, отдающим изумрудной зеленью краем у самого зрачка. Лицо мужчины, несмотря на глубокие морщины, залегшие в уголках глаз и рта, выглядит достаточно молодо и привлекательно - настолько, что несколько молоденьких секретарш мило краснеют и посылают ему воздушные поцелуи. Он только сдержанно кивает ветреным красоткам, спеша на работу. Возможно, он бы и остановился, чтобы переговорить с одной из министерских секретарш и найти себе пару на предстоящие выходные- но сегодня он слишком нервничает, чтобы отвлекаться на пустые разговоры.