Получив такое возмутительное письмо, барон первое время поник головою. Письмо на него произвело удручающее впечатление. По-видимому, у него появилось чувство раскаяния в его полной бездарности и безавторитетности.

Штаб его был в полной панике; все отлично сознавали, что у барона после такого душевного состояния наступит реакция бешенства; оно так и случилось…

В это время из глубин Монголии приехал один молодой человек, отступивший с отрядом генерала Бакича и сумевший вовремя уехать оттуда. И долгое время эмигрант по фамилии Тур проживал в г. Улясутае. Он состоял казначеем губернского банка в Сибири. Он привез с собою все отчетности и не знал, что с ними делать, но он считал своим долгом перед кем-нибудь отчитаться, поэтому Тур решился пробраться на восток, в Приморье, в Правительство братьев Меркуловых. Барон всякого прибывшего к нему в Ургу требовал к себе. Тур явился к барону и когда барон спросил его, зачем он прибыл в Ургу, Тур объяснил ему, что он казначей и хотел бы проехать в Правительство «братьев Меркуловых» и сдать им все отчетности. «А мне почему-то не хочешь сдать их? Значит, ты меня считаешь за авантюриста? Ты сторонник подлеца Кайгородова? Бурдуковский! На крышу его!» Как из-под земли выросла звериная рожа палача Бурдуковского, и последний, схватив несчастного, уволок его на крышу.

Затем, явившись к барону, заявил ему, что Тур, по-видимому, хотел уехать на восток с каким-то докладом. «Надо его попытать!» «Попытай, попытай, да смотри хорошенько, а сразу, смотри, его не кончай, – сказал барон, – иначе я тебя буду пороть сам за это! Ты тоже, наверное, сторонник Кайгородова?» «Постараюсь, Ваше Превосходительство! Все узнаю от него! Не извольте беспокоиться!» И Бурдуковский взялся за свое любимое дело. Бурдуковский до того был счастлив, что привел к себе Тура и приказал ему снять брюки. Тур снял. Бурдуковский со звериным смехом кинулся на Тура и стал употреблять его в задний проход. Лицо Бурдуковского налилось кровью и он с ревом и перекошенным лицом, при наступлении эрекции, выкусил Туру кусок мяса своими волчьими зубами из левого плеча своей жертвы. Откушенный кусок мяса Бурдуковский долго, смакуя, съел его (так в тексте. – Б.С.), а из бьющей кровью раны, вынул себе свой член и начал сосать текущую кровь. Напившись крови, Бурдуковский крикнул принести йод и залить откушенную рану, призвал фельдшера, и жертву на три дня отправил в госпиталь. Тур лежал без памяти от потери крови.

По прошествии нескольких дней, когда Тур немного поправился, Бурдуковский потребовал к себе Тура и заставил его делать ему «минет», и во время эрекции Бурдуковский откусил ему ухо и опять высосал кровь, отправив снова в госпиталь несчастную жертву. Через несколько дней Тура вновь приволокли к хорунжему Бурдуковскому и наконец Бурдуковский заявил Туру: «Я тебя немедленно пристрелю, только подпиши бумажку. Тур и радостно подписал; содержание ему, конечно, было неизвестно, а содержание было такое: «Я, нижеподписавшийся гражданин Иван Иванович Тур, прибыл с целью в Ургу, чтобы убить барона Унгерна по приказанию сотника Кайгородова».

Бурдуковский бросился к барону Унгерну и, показав опросный лист, заявил ему: «Тур хотел убить Вас!» «Ах, вот как! – сказал барон. Так казни его. Сначала отрежь ему все пальцы по очереди с ног и с рук, потом уши, нос, выжги глаза, наконец, отруби ему руки и ноги, а потом башку. Пытку произведи перед моей юртой». Бурдуковский все в точности выполнил, а барон в это время сидел на пороге и, молча раскурив трубку, иногда безумно хохотал от стонов истязаемого Тура. Бурдуковский при пытке испытал эрекцию. Так погиб ни в чем не повинный человек.

(л. 120–123)

Заблаговременно, почти до самой границы были устроены базы интендантства, – это был путь, по которому был намечен путь движения на Россию, по обеим сторонам речки Селенга. Армия генерал барона Унгерн-Штернберга вела наступление по левой стороне р. Селенги, а в это время красные части преспокойно шли по правой ее стороне, останавливаясь и запасаясь продуктами из интендантства барона Унгерна. Получилось переселение армий: барон из богатейшей Урги в голодную Россию, а голодные большевики в богатую Монголию…

(л. 125).

Проживал в Заин-Шаби второй Бог, заместитель Ургинского Кутухты, Заин-геген, выразив сильное желание тоже повоевать, он обратился к Казагранди, чтобы тот научил его военному искусству. Казагранди с радостью согласился, зная, что где есть Бог, там есть и монголы. Казагранди произвел Бога в чин капитана, одел его в великолепную форму, дал ему хорошую шашку и за поясом у него красовался прекрасный «стейер», правда Бог рубить и стрелять не умел, да он и боялся этого, но с оружием Бог никогда не расставался, даже спал при оружии.

(л. 154)

Вот что пишет Блохин о гибели полковника Н. Н. Казагранди: Но счастье изменило Казагранди. Он весь свой интендантский обоз отправил на другую сторону реки Селенга, а в это время с границы России по обеим сторонам реки Селенги двигались красные войска, наступавшие на Ургу, тем более, что Урга осталась почти пустая, кроме комендантской команды во главе с полковником Сипайло, и вот в то время, когда Казагранди праздновал свою победу, большевики, находившиеся на другой стороне, также праздновали победу, неожиданно захваченной ими добычи. Все интендантство, нагруженное на 1800 верблюдов, попало в руки красноармейских частей. Казагранди остался с одними всадниками, без обмундирования, снаряжения и провианта.

Вскоре в частях Казагранди появился ропот. Муки не было, соли не было, галет тоже, а все время мясо, оно без соли как-то и в рот не лезло; а в это время враги Казагранди вели свою преступную работу; нашептывали барону о зловещих замыслах Казагранди. Наконец барон Унгерн решил покончить со своим врагом и дал предписание одному сотнику Б. арестовать полковника Казагранди и расстрелять. Сотник Б., сам забайкалец, взяв с собой конвой в 50 человек, приехал в отряд Казагранди и переговорив с двумя полками забайкальских казаков и переманив их на свою сторону, смело явился в палатку Казагранди и арестовал его. Сделал подробный допрос о деятельности Казагранди, решил привести предписание барона в немедленное исполнение. Казагранди задолго перед этим решил уйти в Индию, и вот этого плана было вполне достаточно для сотника Б., чтобы расстрелять Казагранди. Умирал Казагранди геройски: Он сам разделся, подарил добровольно все вещи своим палачам, написал письмо своей жене и отказался от завязывания глаз платком, а просил целиться прямо в сердце. Раздался залп, и Казагранди упал тяжелораненый и застонал, только чтобы его дострелили. Тогда один из палачей, подойдя к нему, клинком разрубил ему голову. Сотник Б. разогнал всех женщин, но сам, как и Казагранди, попался в сети одной куртизанки, которая буквально пленила ему голову, это была женщина, из-за которой Безродный расстрелял коменданта Заин-Шаби, поручика Кривенко. Бог настоял вернуться обратно в Заин-Шаби и вот здесь-то и встретился сотник с куртизанкой Марусей, последняя и забрала его к себе в руки. Недолго простоял отряд в Заин-Шаби и двинулся снова в поход. Но куда? На кого? Не было ни провианта, ни обмундирования, самое ограниченное число патронов, но сотник Б. все-таки решился испробовать счастье и двинулся в поход. После двух дней путешествия Бог-капитан пришел к сотнику Б. и заявил ему, что сейчас он со всеми ламами уезжает в другой отряд русских, а то и одному ему постоянно быть надоело и указал в сторону неприятеля. Ему там больше нравилось, там больше народу, а главное хорошо играют на музыках, в особенности на больших трубах, и Бог, по-дружески распрощавшись, уехал со всеми своими причиндалами во враждебный красный лагерь врагов.

Поредел отряд сотника Б., так как после ареста и расстрела полковника Казагранди все его близкие люди целыми партиями убегали от сотника Б. На одной из стоянок на сотника Б. налетел сильный конный партизанский отряд и вступил в бой. Отчаянно сопротивлялся сотник Б. со своим отрядом, но силы врага были превосходными, а главное многие из отряда не успели поседлать коней. Красные партизаны решили последним молниеносным налетом стереть их совсем, но их яростная конная атака решила их же участь. Пять эскадронов, подпущенные на 200–300 шагов, были моментально сметены пулеметным огнем, и таким образом отряд сотника Б. вышел победителем. После этого боя все мобилизованные колонисты пришли к сотнику Б. и просили уволить их, к своим семьям, видя всю бесполезность войны. Сотник Б. отпустил их, но многим из отпущенных так и не пришлось повидаться со своими семьями. Тотчас после ухода сотника и Бога-гегена из Заин-Шаби на колонию налетели бандиты из отряда монгольского революционного правительства, разграбили весь Заин-Шаби и массу убили женщин и детей и с награбленным имуществом скрылись в горах. Повторилась та же история, что и с г. Улясатаем. Сотнику Б. осталось одно, отступить по направлению к границе Китая. По дороге к Китаю отряд сотника Б. встретился с революционным отрядом; последние в бой с ним вступать не пожелали, и здесь сотник Б. увидел жалкого, связанного Джамбалона. Он вступил в поход на Россию с двенадцатью сформированными монгольскими полками, и последние, связав Джамбалона, перешли на сторону революционного правительства. Перевалив границу в Китай, сотник Б. не пожелал сдать оружия и решил пробиваться в Приморье с оружием в руках, но незнание местности, отсутствие проводников ставили часто его в самые неудобные положения: он останавливался на ночлег, ему казалось, что здесь нет китайских войск, а оказывалось, что их здесь, почти рядом, ночует несколько сразу дивизий, и вот в один из таких ночлегов, сотник Б. был окружен со всех сторон и после сильной схватки, когда у всадников не осталось ни одного патрона, китайцы забрали нескольких в плен, с пленными тут же расправлялись: отрезали им уши, носы, выкалывали глаза, и наконец убивали. Сотник Б., не желая попасться в плен живым, застрелил сначала свою Марусю, а потом и себя. Мало кому удалось выскочить из рук китайцев и прорваться через цепи, одиночками добраться до Приморья, а остальные погибли, устлав ни за что своими костьми все дороги в Монголии.

(л. 157–159)

Л. 165. Письмо Унгерна Богдо-гегену: Содержание письма барона Унгерна было такого характера:

«Начальник Конно-Азиатского корпуса – Великому и всемогущему богу ламайцев Богдо-гегену (так в тексте. – Б.С.) (Кутухта – это тоже будет по-монгольски). Великий! Я никогда не сомневался в твоих духовных и божественных свойствах. Ты Бог, воплотившийся в человеке, так же как наш Бог Иисус. Вспомним то время, когда ты страдал за народ, переносил много кощунственных оскорблений от презренных китайцев. Я тебе помог вырваться из рук этих безбожников. Неужели ты мне за это так отплатил и изменил мне, а ведь ты хорошо знаешь, как я беспощаден ко всем своим врагам, тем более к изменникам. И если ты изменил, то знай: я снова нагряну на Ургу и ты как жалкий пёс будешь болтаться на воротах своего дворца на поругание и посмешище всех. Твой верноподданный генерал-лейтенант Унгерн».

(Л. 165. Если это письмо подлинно, то оно явилось ответом на повеление монголам бороться против Унгерна, исходившее от Богдо-гегена, который очутился под полным контролем советских войск и красных монголов. Недаром в советских газетах публиковали обращение правительства, одобренное Богдо-гегеном: «… Повелевается всем местным властям принять предупредительные меры к недопущению опустошений и насилий со стороны остатков банд распутного вора барона Унгерна и уничтожения их» (Власть труда, Иркутск, 1921, 17 августа. Цит. по: Барон Унгерн в документах и мемуарах. С. 181). Это вполне согласуется со свидетельством Блохина о том, что красные монголы дрались против унгерновцев, ссылаясь на повеление Богдо-гегегна. Слова же о «распутном воре» согласуются со свидетельством Блохина о гомосексуализме барона. – Б.С.)

Итоги боев на реке Селенге Блохин подводит следующим образом: Красные с большой поспешностью отошли, не подобрав даже своих раненых. Итоги боев были колоссально различны. У барона Унгерна было убито 427 человек, из них 43 офицера, ранено – 785 человек, из них 116 офицеров.

У красных убито 5327 человек (раненые, оставленные на поле боя, были все перебиты) (потери обеих сторон, несомненно, преувеличены в несколько раз, хотя, вероятно, потери красных и превышали потери Унгерна. Если бы потери барона были бы действительно таковы, как пишет Блохин, то все войско Унгерна оказалось бы выведено из строя, и ни один унгерновец не ушел бы в Маньчжурию не раненым. – Б.С.). Таким образом, барон разбил и вторые девять коммунистических полков, но ряды его очень и очень поредели. А притоков добровольцев ниоткуда почти не было; разве кроме пленных, но Забайкалье, на которое так рассчитывал барон Унгерн, было настроено враждебно против него и казаки даже вступали с ним в небольшие бои, чтобы не позволить барону заходить в их станицу.