Трудно представить себе, какая паника вспыхивает в городе после бегства начальников штаба. Разнесся слух, что красные через два часа войдут в город. Жители, опасаясь расправы Сипайлова, грабежей чахар и вторжения неизвестных красных, – в паническом ужасе, побросав все, бегут в буквальном смысле этого слова «куда глаза глядят». Разорением своим, гибелью близких обязаны многие жители господам Ивановскому и Войцеховичу, которые, желая вовремя уйти, спровоцировали слухи о красных «у ворот Урги»… (за
Благодаря им, десятки раненых были брошены на произвол судьбы, брошены богатые склады. Офицеры и солдаты, побросав все, выезжали, в чем были.
«Угробив» все машины на Керулене и почувствовав обман, начальник авточасти с русскими офицерами на последней машине выбирается на дорогу и бешено преследует начальников штаба и интенданта. На Буир-Норе разыгрывается последний акт «отступления из-под Урги».
Здесь засел не проехавший к Унгерну, ввиду последних событий, полковник Рожнев с отрядом в 4 человека. Начальники штаба дивизии проскальзывают и скачут на лошадях в Хайлар. Появляются на Буир-Нор автомобилисты, снаряжается погоня, и беглецов привозят обратно. Все имеющиеся ценности, золото и серебро – около 16 000 долларов думает отобрать полковник Рожнев «на формирование новых частей».
Автомобилисты, чувствуя невыгодность подобной комбинации, входят в соглашение с начальниками штаба дивизии. Всю ночь две враждебных группы в двух разных комнатах «под ружьем». Утром обе стороны идут на компромисс. Автомобилисты получают жалованье за два месяца, Ивановский и Войцехович – «единовременное пособие», остальное забирает полковник Рожнев «на формирование». В настоящее время начальник штаба дивизии Ивановский, как говорят, вновь пробирается к кормилу правления во Владивостоке, как начальник штаба дивизии. Войцехович плотно сидит в Цицикаре и предлагает китайским властям всевозможные фантастические проекты, для осуществления которых времени почти не требуется».
Подобно ему, многие другие офицеры, и не только оставшиеся в Советской России, но и ушедшие в эмиграцию, предпочитали скрывать свою службу у Унгерна. Похоже, он был очень умным человеком, этот начальник штаба грозного Унгерна. Ивановский сразу понял характер и цели барона, понял, что тот рано или поздно, но скорее рано, сломит себе шею. Отсюда и пророчество Ивановского о том, что замкнувшийся в своем гордом одиночестве Унгерн скоро будет оставлен всеми своими соратниками. Но Ивановский также понимал, что барон оставит в веках кровавую, недобрую память и что служба под его началом, тем более в его ближайшем окружении, никому не прибавит настоящей ратной славы, доблести и офицерской чести. Тем более ему, Ивановскому, который стал одним из авторов приказа № 15, который призывал к поголовному истреблению всех евреев, большевиков, а также семей всех тех, кто был заподозрен в большевизме. А еще он вынужден был терпеть, что Унгерн расстреливает и лупит ташуром своих же товарищей офицеров, причем молва могла часть вины за это возложить на начальника штаба, так и не сумевшего обуздать «сумасшедшего барона». Хотя кто, по совести говоря, вообще мог унять унгерновский гнев. Конечно, ему, Ивановскому, удалось кого-то спасти от казни и ташура, за что некоторые мемуаристы и помянули его добрым словом. Но наверняка гораздо больше осталось недовольных им.
Если обратиться к мемуарам французского художника русского происхождения Константина Константиновича Клуге «Соль земли», то он со слов своего отца, полковника Генерального штаба Константина Ивановича Клуге, пишет, что тот был начальником штаба Унгерна в Монголии.
Кем же был полковник Клюге? Согласно данным, собранным Андреем Каркотко и Михаилом Российским, Константин Иванович Клуге родился 30 мая 1884 года в Санкт-Петербурге в семье выходца из Пруссии Иоганна-Христиана Клуге, ставшего в России купцом 2-й гильдии и совладельцем фирмы по торговле бессарабскими винами «Шеффер и Фосс». Его мать Ольга Константиновна происходила из купеческой семьи Овчинниковых. Вскоре родились брат Владимир и сестра Наталья. Его сын Константин вспоминал: «Мой дед, Ганс Клуге, выходец из Пруссии, еще студентом переехал во Францию. Там, в Реймсе, в центре Шампани, он овладел искусством виноделия. Оказавшись впоследствии в России, он обнаружил, что земля в Бесарабии на редкость схожа с почвой Шампани. Ему удалось, привезя туда виноградную лозу из Франции, выходить и взрастить ее в новых условиях. Со временем его усилия увенчались полным успехом: его лоза дала в России вино, ничем не отличавшееся от реймского. Знатоки дегустаторы, священнодействовали, одобрительно смакуя прекрасное вино моего деда.
Так дед сделался одним из наиболее известных виноделов России, превратясь из Ганса в Ивана Ивановича. В Санкт-Петербурге он основал престижную виноторговлю и вскоре женился на девице из благородной семьи Овчинниковых».
Клуге окончил гимназию в Кишиневе и в августе 1904 года поступил на военную службу вольноопределяющимся 1-го разряда в звании кондуктора в Варшавское крепостное управление. В январе 1906 года он был уволен в запас в звании кондуктора (унтер-офицера инженерных войск). В июле 1906 года он поступил в Киевское военное училище. В июле 1908 года Клуге был произведен в подпоручики. В 1909 году он служил младшим офицером во 2-м Варшавском крепостном пехотном полку, а в 1910 году – в 116-м пехотном Малоярославском полку, расквартированном в Риге. В 1911 году он стал поручиком и в 1912 году вышел в отставку по семейным обстоятельствам. После этого он поступил в Рижский политехникум и, по словам его сына Константина, успел его окончить. Константин Константинович вспоминал: «В 1912 году, когда я родился, мой отец кончал курс Рижского политехнического института, а мать преподавала русскую словесность в местной гимназии.
Мы жили скромно, лишь на заработки матери. Родители отца, люди состоятельные, не помогали нам, считая мою мать провинциалкой, никак не достойной их сына. Они всячески противились их браку, и лишь мое появление на свет как-то восстановило семейные отношения.
Семья матери жила в Архангельске. Ее отец, отставной полковник Игнатьев, еще молодым офицером увез свою возлюбленную, ускакав с ней в Сибирь. Поженившись, они прожили там немало лет…
Моя мать, Любовь, и ее сестра-близнец, Надежда, были до того схожи, что и родители то и дело путали их.
По рассказам старшей сестры мамы, Ольги, мама с детства отличалась особой рассудительностью и склонностью к критике традиционных установлений и порядков. В Московском университете (вероятно, речь идет о Высших женских курсах
Со временем он порекомендовал ее императорской семье как наиболее блестящую из его слушательниц.
Ей предложили место наставницы детей великого князя Михаила, младшего брата государя, и так как семья князя жила в Гатчине, то и мои родители, покинув Ригу, поселились в этом городке.
В 1914 году, еще до нашего переезда из Риги, родился мой брат Михаил. С начала войны отец был мобилизован, и с тех пор мы видели его очень редко…
В Гатчине часто появлялся дед, папин отец, с годами полюбивший мою маму.
Помню, какой-то художник писал маслом портрет отца в военной форме. Этот неподписанный этюд сохранился у меня по сей день».
По словам Константина Константиновича Клуге, Любовь Константиновна Игнатьева была сестрой-близнецом Надежды Константиновны, жены соученика и друга Константина Ивановича Клуге по Киевскому военному училищу Павла Германа, сын которого Юрий стал известным советским писателем, а внук Алексей – не менее известным кинорежиссером. По словам Клуге-младшего, «девушка полюбилась отцу, поразила его живостью ума и широтой познаний. Все свершилось скоропалительно, – не прошло и нескольких дней, как они решили пожениться. Бракосочетание произошло у Германов, с которыми они с тех пор постоянно поддерживали связь.