— Я боюсь, что одна не решу этот вопрос, — покачала она головой. — Но я думаю, что вы можете попробовать.

— Благодарю вас, — Марни поклонился и поцеловал ей руку.

— Идёмте, я провожу вас, — сказала Гортензия.

И тут из зала появился Пьетро Донати.

— Очень удачно, господин Донати, — улыбнулась Элоиза. — Мы уходим. И хотим поблагодарить вас за необыкновенный приём.

— Как это уходите? Никто не покинет дом до рассвета! — сообщил он.

— Вы так привыкли к нам, что не хотите расставаться? — поинтересовался Себастьен.

— Нет, спасибо, — покачал он головой. — Хочу. Очень даже хочу. Несмотря на то, что вы, ваше высочество, блестяще танцуете вольту.

— В таком случае — прощайте, — Марни поклонился. — Действительность превзошла самые смелые ожидания. В любом случае, я желаю вам ещё много раз вот так принимать гостей в вашей бальной зале.

— Но вы не сможете выйти за ворота!

— Мы, с вашего позволения, попробуем выехать, — усмехнулся Марни. — Не получится — вернёмся. Но если вдруг я не досчитаюсь поутру кого-нибудь из моих людей — пеняйте на себя. Вернусь завтра же и собственноручно проверчу дырку в вашем портрете.

— Думаю, не понадобится. Если вам удастся — прощайте. Если же нет — ваше высочество, я приглашаю вас на финальный вальс.

Развернулся и ушёл обратно в залу. И не слышал, как Элоиза пробормотала, что уже обещала этот танец.

Они спустились вниз — с Лодовико, Гортензией, Варфоломеем и местным охранником Паоло. Марни принёс Элоизе предусмотрительно присланный тётушкой вместе с платьем суконный плащ («На улице зима, а ты куда-то собралась в бальном платье без плаща? Не сошла ли ты с ума?»), Паоло отпер двери, и все они вышли на улицу.

Накрапывал мелкий холодный дождь. Марни отворил Элоизе заднюю дверь машины, помог забраться внутрь, сам сел за руль, ворота отворились.

Машина не завелась.

— Приехали, — рассмеялся Себастьен. — Неужели они все были правы?

— Давайте, я попробую, — вылезать наружу и перебираться вперёд не хотелось, но оставаться в костюме ещё на пару часов не хотелось ещё сильнее.

— Вот, я же говорила, — Гортензия, кажется, искренне переживала.

Себастьен извлёк Элоизу с заднего сиденья и критически осмотрел.