Прижавшись к косяку так, чтобы его не было видно в «глазок», Гром позвонил три раза «своим» звонком: два длинных, один короткий.

Пустой, нежилой тишиной откликнулась квартира. Никто не закричал радостно, не щелкнул, открываясь, замок.

«Наверное, нет никого. Наверное, все ушли куда-то», — повторял про себя Гром, еще и еще раз нажимая на кнопку звонка. Как же так, ведь он сообщал телеграммой день приезда.

— Ты чего трезвонишь, обалдуй чёртов?! Чего трезвонишь? — Надтреснутый голосок гулко раскатился в пустой тишине подъезда. Гром обернулся: из приоткрытой двери квартиры напротив боязливо выглядывала маленькая старушка. Одной рукой она запахивала на груди ветхий халат, а другой опасливо придерживала ручку двери. Ее слезящиеся глазки гневно сверкали.

— Это же я, Клара Павловна. Я, Алёша. Вы что, не узнаете меня? — сказал Гром враз севшим голосом. Старушка нерешительно сделала шаг из квартиры и замерла, подслеповато, снизу вверх вглядываясь в лицо Алексея. Из её намертво провонявшей квартиры вышла маленькая белая кошечка и потерлась о штанину Грома.

Соседка наконец узнала его и вдруг неожиданно заплакала, запричитала в голос, упав Алексею на грудь.

— Господи, Алёшенька, мальчик мой, горе-то какое, вот горе-то, а?! — Старуха тяжело повисла у него на руках, готовая потерять сознание.

— Подождите, Клара Павловна, я ничего не понимаю, — чужим голосом повторял Гром, чувствуя, как захлестывают его мутные волны холодного скользкого ужаса. — Я ничего не понимаю, какое горе, у кого?

Старушка разом перестала плакать и в свою очередь со страхом уставилась на него.

— Так ты что же, ничего не знаешь?

В салоне «шестёрки» было так накурено, что хоть топор вешай. Рулев приоткрыл окно и раздавил в забитой пепельнице очередной окурок. Снова похолодало. Майор повернул ключ зажигания и включил печку. Второй час он ждал Грома у его подъезда. Несколько раз он порывался подняться к нему в квартиру, но не решался.

Хлопнула подъездная дверь, и тёмная фигура опустилась на покосившуюся лавочку, замерла сгорбившись. Замерцал в темноте огонек сигареты…

Выйдя из машины, майор присел рядом, прикурил новую сигарету от окурка старой, покосился на Грома и произнёс тихо:

— Ну, здравствуй, что ли, капитан.

— Здорово, Витек, — глухо отозвался Алексей после долгой паузы.

Они помолчали. Заметив, что его друга бьёт крупная дрожь, Виктор Михеевич сказал:

— Одет ты не по погоде, Гром, пойдём-ка в машину.

Алексей поднялся и медленно, как автомат, пошел, загребая ногами снег и сутулясь. Рулеву показалось, что его друг не очень понимает, где он находится и что с ним происходит.

Согревшись в машине, Алексей перестал дрожать. Он выпил сто граммов коньяка, налитого майором, закурил, отказавшись от шоколадки, и, глядя в ночь за лобовым стеклом, тихо спросил:

— Кто их убил, Витя?