— Так ты передай, сынок. Не забудь. А сейчас буди своих коллег и уходите отсюда куда-нибудь подальше. Потому как привет наш исключительно к Федору Петровичу Кротову адресуется, а вы и ни при чём вовсе.

«Что он говорит… — ворочались в голове Славы сонные мысли. — Куда уходить… пост же, дежурство!»

— Слышь, бать, может, все-таки «Скорую» тебе, а?! — участливо повторил Слава.

— Не хочешь, значит, уходить! — печально покачал головой Виктор Михеевич Рулев. — Тогда хоть спрячьтесь все. В подвал, что ли! — И с этими словами, продолжая печально покачивать головой, направился к стоящей через дорогу, почти невидимой в темноте машине.

«Совсем дед мозги отморозил, — подумал Слава, возвращаясь в натершее его тощий зад кресло. — И фамилия у него Рулев, как у начальника милиции. Мало ли в Бразилии Рулевых! — лениво текли его мысли. — А второго фамилия как? Вроде Громов… Стоп… ГРОМОВ! АЛЕКСЕЙ! За него же Крот награду объявил!»

Нажимая одной рукой кнопку тревоги, другой Слава лихорадочно схватил телефонную трубку.

Машинально он бросил взгляд на мониторы и замер, вытаращив глаза, не в силах пошевелиться.

У той самой машины, ну, которая через дорогу, стояли двое и прилаживали на плечи подозрительного вида трубы, похожие на…

— Ох, мать твою! — испуганно выдохнул Слава и упал за металлическую стойку с мониторами, прикрыв руками голову.

Засвистело. Зашипело. А потом грохнуло так, что Слава ослеп и оглох одновременно. На него посыпались куски штукатурки, какая-то труха, битое стекло и всякая другая всячина.

Слава отрешенно проводил взглядом красиво летящее из конца в конец зала горящее колесо.

Взрывались и корежились, горели сатанинским белым пламенем дорогие автомобили. Металась с диким воем чья-то объятая чадящим пламенем фигура.

А в самом центре этого огненного ада охранник Слава Дульнев, сидя на раскалённом полу, скалился идиотской улыбкой сильно контуженного человека.

Прикорнувшему на грязном тряпье Диме Корнееву приснилось, что он писает, испытывая при этом ни с чем не сравнимое блаженство.

Тугая струя звонко разбивалась о белоснежный кафель писсуара и, журча, стекала в маленькие круглые дырочки, пенисто смешиваясь с водой…

Переполненный мочевой пузырь опорожнялся, становясь невесомым, и… было во всем этом что-то очень неправильное…

Диман в ужасе проснулся, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу поток, первые капли которого изрядно намочили-таки штаны…

Он бросился к двери, зажав рукой мокрую промежность, и забарабанил в ржавое железо, хотя и знал, что боевики не любят, когда их беспокоят ночью…

— Алё, гараж! Открывайте быстрей, а то обоссусь прямо здесь! — закричал Диман и осекся, когда от удара его кулака тяжелая дверь, заскрипев, открылась…

Сил терпеть у Димана больше не было, и он приткнулся в углу, прямо здесь же, у порога. Лихорадочно дергая ширинку и чувствуя, что не успевает, он с отчаянием подумал, что не надо было накануне вечером пить так много чая…