Констанс осторожно продвигалась по лабиринту туннелей. Несмотря на грязь и вонь, она ясно понимала, что эти коридоры не были заброшены. Совсем наоборот: их постоянно поддерживали в рабочем состоянии, швы между каменной кладкой регулярно замазывались свежим цементным раствором, а некоторые ослабленные места усиливались поддерживающими деревянными балками. Некоторые из креплений оказались настолько свежими, что из их древесины все еще сочилась смола. В то время как вход сюда намеренно старались выставить заброшенным и пустынным, сами эти туннели явно использовались на постоянной основе.

Для чего они нужны? И кто их использовал? На этот счет у Констанс уже были кое-какие соображения.

Пытаясь двигаться туда, откуда доносился плач ребенка, она умудрилась все же потерять его в извилистых туннелях. Все эти ходы и движение воздуха в них создавали обманчивые звуки, сбивая с толку и заставляя думать, что источник звука находится не в одном месте, а в другом, а то и в нескольких местах сразу. Когда свет фонарика Констанс скользнул по стенам, она увидела — иной раз нацарапанные на селитре, иной раз написанные куском мела или угля — символы, похожие на Печати Тибейна: колдовские знаки, которые она видела в «Ложной Монархии Демонов», однако эти письмена выглядели еще более сложными и изощренными. То, что раньше лишь навевало подозрения, теперь стало однозначно тревожным: эти туннели, поняла Констанс, должно быть использовались культом. Не викканами, а настоящими черными ведьмами.

Она остановилась, чувствуя всю жестокость иронии. Слухи и легенды, отрицавшиеся почти всеми, основывались на истине: во время гонений ведьмы действительно бежали из Салема, основали колонию на болотах, а после перебрались сюда, в Олдхэм, когда колония на болотах перестала быть безопасной. Вход в эти туннели находился под псевдо-церковью — разве есть лучший способ скрыть свои темные ритуалы от посторонних глаз?

Жители Олдхэма, насколько знала Констанс, переехали в Дилл-Таун, и семьдесят пять лет спустя многие из них мигрировали оттуда на земли Эксмута — они или их потомки, несомненно, остаются там и сейчас, живя очевидно нормальной жизнью, но иногда… они приходят сюда и проводят свои темные ритуалы. Констанс задавалась вопросом, кто из множества встреченных ею горожан Эксмута тайно состоял в этом темном ковене.

Теперь она остановилась, чтобы разобраться в собственных чувствах. Она ощущала нечто, куда более сильное, чем страх, а именно своего рода любопытство. Эти темные туннели, которые могли бы до седых волос напугать среднестатистического человека, не отличались от некоторых проходов под особняком на Риверсайд-Драйв, за исключением мерзкого зловония и тревожных символов, которыми были покрыты стены.

Она внимательно прислушалась: теперь она снова смогла различить плач, слабое эхо причудливо проносило этот звук по закоулкам и поворотам. Вычислив приблизительно верное направление, она медленно двинулась к источнику звука. Постепенно плач становился все отчетливее, и теперь Констанс уже различала второй голос: он был хриплым и казался отрывистым, но было в нем нечто материнское, заботливое — она сама не понимала, каким образом смогла расслышать это в нем.

Туннель сделал резкий поворот и прошел под низкой аркой, после чего Констанс оказалась в длинном коридоре — широком и с высоким потолком. В нем угадывалось нечто церемониальное. Стены были отштукатурены и усеяны вырезанными демоническими символами, каждый квадратный дюйм был с маниакальной педантичностью покрыт колдовскими письменами. Некоторые из них не встречались Констанс даже в «Ложной Монархии» или других многочисленных оккультных книгах, которые она изучала. Здесь в воздухе сильнее ощущался смрад фекалий, грязи и гниющей плоти. Вдоль стен стояли небольшие каменные резервуары, наполненные маслом, в каждом из которых плавал фитиль. Было ясно, что все это использовалось в ритуальных целях. Но… откуда выходила процессия и куда она шла? Коридор ведь заканчивался каменной стеной.

Констанс услышала плач девочки — на этот раз гораздо громче и ближе. Вздрогнув, она повернулась на звук. Он явно пришел откуда-то позади нее и пролетал мимо низкой арки, ведущей из длинного коридора. Констанс медленно подошла к арке и посветила фонарем в проход за ней. Он оказался коротким и заканчивался каменной тюремной камерой, огороженной ржавой железной решеткой с блестящим — явно новым — латунным замком. Внутри клетки дрожало то, что на первый взгляд казалось двумя кучами лохмотьев, увенчанными густыми спутанными волосами. Когда Констанс подошла ближе, не в силах оторвать взгляд от этого одновременно ужасающего и завораживающего зрелища, она поняла, что смотрит на людей — женщину и девочку. Мать и дочь? Их сплоченность в этой холодной камере, указывала на то, что так оно и есть. Они уставились на Констанс, внезапно замолчав и замерев, а затем вскинули руки, защищаясь от света, их широко распахнутые глаза были наполнены ужасом. Их лица были такими грязными, что Констанс не могла толком разобрать их черты или даже различить цвет их кожи.

Она опустила фонарь и приблизилась.

— Кто вы?

Нет ответа. Только молчаливые взгляды.

Констанс схватила замок и встряхнула его.

— Где ключ?

Этот вопрос вместо ответа вызвал неразборчивый вопль и рыдания девочки, протянувшей руку сквозь решетку. Констанс шагнула вперед, чтобы взяться за эту самую руку, однако грязь, покрывавшая кожу пленницы, заставила ее поколебаться. С криком девочка сама ухватила руку Констанс с огромной силой, как если бы хваталась за единственный спасательный круг, и начала что-то лепетать. Констанс не могла разобрать этот язык, а затем поняла, что это и не язык вовсе, а просто поток квази-человеческих восклицаний.

Старшая женщина оставалась устрашающе молчаливой и пассивной, ее лицо не выражало ничего.