Глеб подвел итоги их общему докладу:

— Деревня почти без охраны, там небольшое подразделение румынских фашистов, немецкие офицеры присматривают за ними. Строго охраняют другой край Дмитровки, где деревня пересекается с крупной магистральной дорогой. Схему огневых точек на холме я составлю.

Артемов был задумчив, обдумывал полученные сведения. Он кивнул:

— Жду через час, Шубин. Со схемой и картой местности. — Он повернулся к Василию: — Товарищ сержант, я военный, умею в атаку поднять, штурмовать, в инженерии не силен. Вы можете нарисовать нам схемку, как переправить на тот берег хотя бы несколько легких пулеметов и минометов? Я составлю список техники. А еще, — он задумался на несколько секунд, — вам надо пообщаться с нашим командиром отделения связи, у него вопрос: как тянуть телефонную линию на тот берег. Может быть, подскажете ему, найдете вместе способ?

Сержант кивнул и охотно ответил:

— Конечно, конечно, приведу себя в человеческий вид и на все готов.

Мрачный Артемов вдруг улыбнулся:

— С такими бойцами мы не только Дмитровку, мы весь Крым за несколько дней от фашистов очистим. Ну что ж, товарищи, час у вас на отдых, обед, помывку. Потом все собранные сведения надо будет записать, пометить на карте.

Следом за командиром они покинули палатку, прямо в накинутых шинелях пробежали по улице до небольшого дома, где курилось дымком уцелевшее строение баньки. Тут уже суетилась крошечная старушка, она небольшим, почти детским ведерком таскала воду из колодца во дворе. При виде измазанных грязью мужчин всплеснула сухонькими ручками:

— Ох ты ж батюшки, вот так замарались, ребятки. Ну проходите, проходите, наклоняйтесь только, — она приветливо указала на плотно закрытую дверку. — Уж под меня мастерил муж баню, мы все росту небольшого. Пригибайтесь, чтобы головы не расшибить. Я водички маленько натаскала в бочку, тепленькая уже. Сейчас отмоетесь, вот вам. — Она достала из-под крыши сухие прутья веника. — Обтруситесь хорошенько, она сама отпадет, засохла уже.

Шубин подхватил ведро из ее рук:

— Мы сами воды натаскаем, бабуль, вы не беспокойтесь. Спасибо, что пустили к себе на помывку.

А пожилая женщина, взбудораженная появлением гостей, суетилась, радостно щебетала высоким голосом:

— Ну-ка давайте подмогну, ребятки. Я быстро, — она достала из-под скамейки жесткую огромную ветошь и принялась помогать военным счищать слой грязи. — Привычная я к такому; Григорий Авдеич, супруг мой, тоже придет с добычи, так одни глаза. Обтрушу его веничком, потом люфтой, а потом уже и в баню можно. Стылая банька, да дров нету, ребятушки. Немец подчистую все повырубил, вот пока дом свой палю. Подожгли его фашисты, как отступали, а такое дерево хорошее, горит долго. Но дом не успел сгореть весь, дождик пошел, пожар остановил. Сруб на месте и оконца, я эти бревна потихоньку на печку пускаю. Пока в баньке живу, потом вернутся с фронта ребятишки, так справим новую избу. Что уж тут горевать, у других дочиста дома выгорели. Главное, что фашистов с нашей земли прогнали, больше и не надо ничего. Руки, ноги есть, остальное построим, восстановим.

— Бабуль, — остановил ее Шубин. — А на том берегу, в Дмитровке, что раньше было? На холме у них там хранилище.

Старуха отвлеклась от своих переживаний, пока Глеб носил ведра с водой и выливал в бочку в глубине теплой баньки, она ходила за ним хвостиком и рассказывала о жизни до войны:

— Там в Дмитровке у них хозяйство богатое. Теплицы были, посадки. Томаты растили, клубнику, яблоневый сад был, вишневый, абрикосы росли. Варенье готовили, джемы, повидло. Им инженеров с материка присылали, чтобы построить цех и хранилище, оттуда уж по всему Союзу их повидло развозили. Мы с ребятишками туда на лодке плавали в ясный день, хлеба наберем с собой, купим банку и на обратном пути подчистую съедим, до того вкусное.

— А где все посадки, сады у них где расположены? Теплицы только видел на холме, — настойчиво расспрашивал местную жительницу капитан Шубин.

А она мечтательно вздохнула:

— И-и-и, милый, так за Дмитровкой сады-то, там же столько простору деревьям надо. Вдоль дороги на райцентр сады идут. Как весна, там такая красота, все цветет, пахнет. Гулять туда ездили с мужем на лодке, обойдешь холм, и такой запах. Идешь, идешь, а сады все не кончаются, цветами усыпано все, как снежком белым. Как же хорошо мы жили… — вздохнула, вспоминая, старушка. — И снова заживем. Гитлер-то бежит, бежит уже. Снова зацветет Дмитровка, будем туда на прогулки ездить, гулять по садам.