— Он не наш, — пояснила Дея, — он из Лонгвина. Скажешь родне, что это он тебе заплатил, про меня и Ведунью не упоминай. Понял.

— Понял, понял, че уж тут не понять-то, — прошамкал дед.

Прощался старик довольно долго, Дея успела даже вздремнуть на козлах. Но вот, наконец, дед подошел к повозке, посмотрел на Госпожу выцветшими опустошенными глазами. Девушка помогла ему усесться.

— Не грусти, Прок, думай о том, что ты многие жизни спасаешь своим поступком, — утешала скорбного дедка Дея.

Он продолжительно на нее посмотрел, в его взгляде была такая жажда жизни, что Дею передернуло. Влад отчетливо видел, как она утерла непрошенную слезу и, запрыгнув на козлы, яростно хлестнула лошадь плетью.

Родмила до дома Деи не поехала, сошла на развилке, что к его особняку вела.

— Как добуду ключи, приду за вами, будь наготове, — наказала она, и картинка в Родмиленом облаке памяти снова начала размываться.

Влад подумал было, что это все, но ему предстояло увидеть последнюю и самую страшную картину, которую Родмила вознамерилась ему показать.

Раннее утро, свет только набирает силу. Повозка его подруги стоит у Деиной террасы. Родмила, закутанная в свой черный балахон, выглядит встревоженной и изможденной.

— Пошевеливайся спаситель невинных Ведов, — буркнула она, открывающей двери Деи. — Если Влад прознает, что я стащила его ключи, голову мне снимет.

Дея завернула в полотенце кусок хлеба и крынку молока, растолкала спавшего на ее диване в гостиной деда и, накинув плащ, вышла к повозке. Когда все устроились, она протянула узелок старику.

— На вот, поешь, пока едем.

— Благодарствую, — прошамкал старик, принимая узелок.

Влад видел, что прежняя Деина решительность пошатнулась. Пока Родмила правила повозкой, она, по-видимому, старалась победить все возрастающее чувство страха, нервно умаляя Родмилу, чтобы та гнала быстрее. Влад снова почувствовал, как его грудь стягивают тугие, стальные прутья.

Подъезжая к замку, ведунья скрыла примечательную компанию от любопытных глаз, как это уже делал Влад, и к нужному месту они прошли тем же путем, что он однажды показал Деи. Вед обругал себя за то, что не стер из ее памяти этой роковой тропы.

Он представлял, как его драгоценная Дея возрождает в памяти свою первую прогулку по этим местам, как все ее мысли сводятся к его мрачному бледному лицу, черным безжизненным глазам, тонким рукам, надтреснутому голосу.

Почему? Почему ее не парализовало разочарование? Зачем она позволила его черному яду столь глубоко просочиться в свое сердце. Лучше бы она ненавидела его! Но Влад был убежден, что она не ненавидела, она просто хотела заставить его чувствовать то же, что и она — боль, отчаяние, надежду, трепет, желание, потерю. Влад знал, единственное, что придавало решимости Деи — это осознание того, что он захлебнется чувством вины.

Наконец, девушки остановились у последней из дверей.

— Ты готова? — спросила Дея ведунью. Та кивнула. — Хорошо. Как только мы откроем эту дверь, Вайесу станет известно о проникновении. У нас будет от силы полчаса, чтобы все сделать правильно.

— Ну и стерва же ты! — со злостью прошипела Родмила. — Почему я узнаю о таких подробностях только на месте.