‒ Боря, доброе утро. Ты не против, если я сегодня вместе с тобой навещу Наташу? ‒ спросила его Анюта, но ответа не последовало. ‒ Борь! Ты слышишь меня?
‒ Она умерла... Ань, умерла, понимаешь? ‒ Борис давно знал, что так будет и он произнесёт это страшное слово… И все равно оказался не готов…
‒ Господи, Боря, ты уже в больнице? Я сейчас приеду! ‒ она стала всхлипывать в трубку.
‒ Я дома... Приезжай, пожалуйста, за мной.
Растерянная, с глазами, опухшими от слез, Анна приехала через двадцать минут. Она застала Бориса в машине. Мужчина был почти не в себе, беспомощный, растерянный, с потухшими глазами.
‒ Боря, держись, ‒ она не могла сказать большего. Её сердце было опустошено потерей близкой подруги.
Они приехали в больницу, не проронив ни слова. Холодный кафель опустевшей палаты… Наташу уже увезли в морг.
‒ Аня, я справлюсь... Поезжай домой, ‒ с трудом проговорил он.
‒ Нет, я тебя не оставлю, ‒ Анна сжала его руку. ‒ Боря, ты сообщил всем?
‒ Нет... Сейчас... Надо позвонить отцу.
‒ А родственники Наташи? Неужели нет никого?
‒ Нет, Аня. Спасибо тебе...
Врач проводил Бориса для подписания документов. Какие-то бумаги, диагнозы...
«Почему я живу? Зачем ты оставил меня здесь страдать?» ‒ Борис начинал день с этих вопросов Богу. С каждым днём ему становилось труднее дышать, мучительнее вспоминать, его поглощала звенящая пустота. Их с женой корни, сплетенные в одно целое жизнью, с хрустом, грубо и безжалостно разорвала смерть, оставив кровоточащую рану.
Квартира без Наташи опустела. Борис заходил в спальню, которую она оборудовала под мастерскую. Недописанные картины, кисти, флакончики с растворителем, краски, лаки – всё, к чему она совсем недавно прикасалась руками. Казалось, вещи еще не остыли от её тепла. Не было светлой памяти и смирения, лишь безумная тоска. Он никого не пускал домой, не отвечал на звонки родственников и друзей, лишь ложился на пол мастерской и призывал смерть, желая её, как избавления, но она не приходила...
Родители тревожились, стремились быть рядом, поддержать, но его горе любило тишину. Ему хотелось вспоминать любимую, разговаривать с ней или молча сидеть в мастерской, не делиться своей бедой ни с кем. Борис так замкнулся в себе, что не думал о дочери и том, как тяжело Алина переживала смерть матери. Девочку окружили заботой и теплом его родители.
Борис, всегда обладающий мужеством и силой духа, сломался. Надо было заниматься похоронами и документами, но Бориса ослепило горем. Он никого не хотел видеть, прогонял Юргиса и Анну, но они упрямо стучали в его дверь, уговаривая открыть.
‒ Боря, я дверь выломаю! Немедленно открой! ‒ гневался Юргис. ‒ Да будь ты мужиком, в конце концов!
‒ Поехали... ‒ Борис вышел им навстречу небритый, помятый, с потухшим взглядом.
Они забрали тело Наташи. Анна уже сталкивалась с этой жуткой процедурой, когда хоронили её папу. Она с тоской смотрела на её мертвое лицо, молча гладила холодную, серого цвета щеку и плакала, пока не пришло время закрыть крышку гроба.