ГЛАВА 6.

ХАН АНТОНИУС ВАН МЕЕГЕРЕН

29 мая 1945 года в Амстердаме офицерами американской разведки и нидерландской военной полиции был арестован художник ван Меегерен. Ему было предъявлено обвинение в коллаборационизме и пособничестве немецким оккупантам, а также в том, что в 1943 году он при посредничестве контролируемой немцами антикварной фирмы Гудстиккер и агента Геринга банкира Нидля продал в коллекцию рейхсмаршала Генриха Геринга картину художника Яна Вермеера Дельфтского «Христос и грешница». За эту картину Геринг заплатил один миллион 650 тысяч гульденов, из которых ван Меегерен, за вычетом комиссионных, получил миллион гульденов.

Находясь в одиночной камере амстердамской тюрьмы, ван Меегерен понимал, что ему грозит: мало того, что в обход голландским законам он продал за границу картину одного из величайших художников прошлого, к тому же он продал ее Герингу — второй после Гитлера персоне нацистской Германии, человеку, по приказу которого на поверженные Нидерланды были брошены тысячи смертоносных бомб. Для избежания позора и тюрьмы у ван Меегерена оставался последний шанс, которым он и воспользовался. На допросе художник заявил, что Герингу был продан не подлинный шедевр, а фальшивка, автором которой является он, ван Меегерен. Самое поразительное заключалось в том, что он сказал правду.

Хан ван Меегерен был очень тщеславен и болезненно самолюбив. Всю свою жизнь он мечтал о славе великого художника. Непомерная гордыня снедала его еще в родном Девентере, где прошла его юность, и в Дельфте, где он одно время служил ассистентом по рисунку и истории искусства, да и позднее, в зрелые годы. Даже постоянная бедность не так угнетала молодого художника, как горечь непризнания. Он не мог примириться с участью маленького, незаметного живописца. В 1913 году за исполненную им на конкурсе акварель в стиле XVII века Дельфтский институт искусств присудил ему золотую медаль. На следующий день ее пришлось заложить в ломбард, а скоро уже никто и не вспоминал о первом успехе.

Ван Меегерен переехал в Гаагу. Он много и упорно работал. Писал портреты, картины на аллегорические и библейские сюжеты. Долгие часы проводил в музеях, пытаясь раскрыть секреты старых мастеров нидерландской живописи. В 1922 году устроил персональную выставку. Постепенно он становится известен как одаренный портретист. Первые крупные заказы, первые гонорары… Поездки в Бельгию, Францию, Италию, Англию… Родовитой британской аристократии импонировала тщательная, педантичная манера голландского живописца, его гладкое письмо и умение придавать портретам современников блеск и аромат минувших эпох. Времена нужды прошли и забылись, но не забылась тщеславная мечта юности. Спустя годы ван Меегерен был так же далек от ее осуществления, как и в молодости. Его хвалили, охотно принимали в высшем свете, где ценили любезного, остроумного живописца, желающего и умеющего угодить заказчикам. Но всерьез художника так и не признавали. На выставках его картины оставались почти незамеченными, а серьезная критика или вообще обходила его молчанием, или же упрекала в несамостоятельности и подражании художникам прошлого. Музеи также пока что воздерживались от приобретения его картин.

Меегерен глубоко переживал неудачи, но не терял надежды. Он верил, что когда-нибудь и ему удастся стать великим художником. Еще в 20-х годах у него созрел план действия, и осуществлял он его с редкой целеустремленностью. Не один месяц внимательно, углубленно изучал биографии и творчество великих голландских художников ХУЛ века, их манеру письма, особенно техники.

Настойчиво искал таких же кистей из настоящего барсучьего волоса, которыми писали старые мастера, целыми днями (словно усердный подмастерье) тер в фаянсовой ступе краски. За громадные деньги — 12 тысяч гульденов — купил маленький кулек драгоценной лазури, этой удивительно чистой краски, до сих пор сверкающей на картинах художников прошлого. А в антиквариате приобрел большую картину неизвестного художника XVII века «Воскрешение Лазаря»: живопись можно было смыть, а старый холст и раму использовать.

Это была вторая, скрытая от всех, жизнь художника. А «в миру» Хана ван Меегерена знали веселым, преуспевающим и хорошо зарабатывающим портретистом. В 1932 году он переезжает из Голландии на французскую Ривьеру и поселяется в Рокбрюне на уединенной вилле, окруженной тенистым садом. Прежние гонорары смогли обеспечить ван Меегерену несколько лет сравнительно скромного, но безбедного существования.

Вход в его мастерскую был воспрещен всем, не исключая даже жены художника. Однако первые опыты не принесли ему желаемого успеха. Сначала ван Меегерен написал небольшой «Мужской портрет» в духе голландского художника XVII века Герарда Терборха. Потом «Пьющую женщину» в стиле Франса Хальса — и снова неудача. Но ван Меегерен не отступал.

Особенно его привлекали картины замечательного живописца Яна ван дер Меера из Дельфта, или, как его обычно называют, Вермеера Дельфтского. Наряду с Рембрандтом и Хальсом он принадлежит к величайшим художникам Голландии. Как и большинство его современников, Вермеер был в основном бытописцем — изображал жанровые сцены или аллегории в жанровом обличии. Сохранились также изумительные пейзажи его кисти. Но во многом Ян ван дер Меер стоял особняком среди собратьев по искусству и как человек, и как художник. Вермеера занимала передача атмосферы, природного света, чистых цветовых отношений. Предвосхищая живописцев последующих веков, он стремился к передаче тончайших цветовых нюансов, вызванных преломлением цвета в световоздушной среде. В поисках такого рода эффектов Вермеер пришел к своеобразной технике живописи, тонкой и скрупулезной. Его картины овеяны особой поэтичностью и одухотворенностью. Они насыщены изумительными переливами ясного дневного света и прозрачных теней. Поэтому неудивительно, что этот художник за свою жизнь создал всего несколько десятков картин. До нас их дошло около сорока.

Современники не поняли, да и не могли понять Вермеера, произведения которого потонули в массе работ Терборха, Метсю, Мириса и других голландских мастеров, вынужденных работать на рынок. «Открыли» Вермеера критики середины XIX века, а вознесли его художники и теоретики импрессионизма. Тогда и начались лихорадочные поиски его произведений, но их почти не осталось. Каждый Вермеер ценился буквально на вес золота. Вот где могли поживиться мастера подделок! Но Вермеер был им не по зубам.

И вот этого-то необыкновенного живописца, картины которого трудно даже копировать, а не то что подделать, ван Меегерен избрал за образец. Никакие препятствия не останавливали дерзкого и уверенного в себе художника. От одной картины к другой он совершенствовал свое мастерство, и все же ни одна не удовлетворяла взыскательного фальсификатора. Это были еще не «новые Вермееры», а лишь более или менее искусные компиляции из известных картин великого живописца: из одной взята модель, из другой — композиционная схема, из третьей — костюм и обстановка. Кое-что ван Меегерен, конечно, добавлял от себя, но преодолеть искусственность и надуманность подделки тогда еще не мог.

Это был тупик, и ван Меегерен это понимал. Надо было искать другой, принципиально иной путь к успеху. И такой путь он нашел.

Жизнь и творчество Вермеера Дельфтского и по сей день во многом остаются неизвестными. Из поля зрения ученых выпадают целые периоды его биографии. Кто был его учителем? Был ли Вермеер в Италии? Почему он, житель протестантского Дельфта, был католиком? Не стал ли он им именно в Италии? Вот в этой «мутной водичке» биографических неясностей и задумал ван Меегерен поймать свою золотую рыбку. Он решил создать совершенно «новую» область творчества великого художника, не оставившего после себя религиозных композиций, благо, что их не с чем было сравнивать, разве что между собой, одну фальшивку с другой.

В поисках сюжета ван Меегерен остановился на известном евангельском рассказе о явлении воскресшего Христа своим ученикам в Эммаусе. А в качестве образца он избрал композицию картины известного итальянского художника Караваджо, написанной на ту же тему. Оставалось самое трудное — написать картину, и написать ее так, чтобы ни у кого не было сомнения в ее принадлежности кисти великого живописца.