Выбравшись из пещеры я ободряюще похлопал Макарова по плечу:
Словно подтверждая мои слова, пока ещё далеко внизу раздались нестройные ружейные залпы, потом снова всё стихло. Лошадей споро отвели далеко в сторону, по ветру, к стоявшим на привязи лошадям Макарова и исчезнувших спецов (фу, как быстро они перешли в эту неприятную категорию…). Ещё раз замели и замаскировали все следы нашего присутствия у входа в пещеру, я даже пошептал кое-что для отвода глаз – раз уж началось непонятное, так лучше перестраховаться. И заняли каждый свою позицию, окружив вход в пещеру и распределив сектора обстрела, чтобы не зацепить друг друга если ситуация сорвётся в штопор. А если всё пройдёт, как задумано, то нам и пальцем шевелить не нужно, разве что Макарову крутануть магнето и нажать на рычаг. Но при этом он поставит точку в судьбе спецов, вдруг понял я, вот от чего он такой нервный.
Тем временем начали сгущаться сумерки, заметно похолодало, зато обострилась интуиция и боевой азарт кипятил кровь: вот-вот настанет конец этой знаменательной охоте, который должен положить начало ещё более интересному периоду жизни. Главное, не упустить…
Первая фигура появилась на краю горы внезапно, в полной тишине. Остановилась в нерешительности, затем снизу поднялись ещё: вторая, третья, четвёртая… восьмая. Все в сборе. Столпились у входа в пещеру, и затем по одному стали исчезать в её зеве. Сумрак скрывал детали, и я вычислил Туманова только по знакомой фигуре и командным жестам. Как и предположил Макаров, он держал ситуацию под контролем и запускал своих людей в пещеру, сам стоя несколько поодаль и следя за обстановкой. Вот в норе скрылся последний человек и Туманов едва успел двинуться следом, когда гулко хлопнул взрыв и тут же рванул ещё громче, вздымая вверх груду камней и земли, и едва не разрывая перепонки в ушах. Туманова отбросило взрывной волной на спину, к откосу, и к нему сразу метнулся Бочаров, опережая меня и Макарова. Когда мы подбежали, Туманов был уже перевернут лицом вниз, и Бочаров умело вязал ему руки за спиной. Туманов не сопротивлялся, видимо был без сознания.
Я блаженно улыбался в темное небо, благодаря своих Богов за удачу. Ну вот и свиделись. Наконец-то! Словно салютуя моей удаче, с востока накатил гул артиллерийской канонады – начиналось наше наступление на фронте.
В Бугульму возвращались триумфально: в окружении конного отряда чоновцев добрались до бронепоезда, ожидавшего нас на том же месте, затем по железной дороге до города, и дальше проследовали к комендатуре, в сопровождении конвойного отделения ЧОН. Туманова бережно несли на носилках, как ценный груз, и временно разместили в подвале, где специально подобрали ему камеру без окон. Приставили к нему врача, который заверил нас, что пациент цел и почти невредим, а его безсознательное состояние есть следствие сильной контузии, и со временем пройдёт. Выставили около него и камеры усиленный караул, и вернулись к телеграфу, докладывать о своих успехах.
Разговор с Глебом получился сложный. Рядом со мной неотлучно находились Бочаров и Макаров, и пока телеграф отстукивал в Питер мои послания и принимал через долгие паузы ответные «
Макарова я отправил назад в Каракашлы, с двумя отделениями чоновцев, им предстояло откопать заваленный вход в пещеру и выставить там караул. Зачем – я пока не понял, лишь догадывался.
Туманова мы с Бочаровым перевезли в монастырь, временно приспособленный Чехом под городскую тюрьму. Там же, в монастырской церкви, был организован расстрельный зал, не простаивающий без работы и дня – толстые стены и арочный свод хорошо глушили звуки выстрелов из нагана. Тюремной камерой стала келья, с узким вертикальным оконцем, забранным решёткой из толстых кованных прутьев, толщиной в палец. В коридоре уже стоял чоновский караул, когда мы бережно уложили Туманова на узкий деревянный топчан и приступили к его реанимации: времени у меня оставалось не много.
Я разложил на столе то, что обнаружилось при первом обыске Туманова: наган, нож, нательный крест, тот самый старинный медальон из серебра на цепочке, и какой то кусок дерева на гайтане. Больше ничего при нём не было (обыск сделал Бочаров, сразу после задержания). Меня заинтересовал этот деревянный огрызок на гайтане, от него исходили некие
Руки и ноги Туманова приковали к ножкам топчана новомодными наручниками, которые привёз Чех, изнывающий от любопытства. Его самого я выставил за периметр монастыря, велев обеспечить наружное кольцо охраны. С помощью Бочарова сняли с тела всю одежду, не тратя времени на церемонии, а просто срезав её ножом. Некоторое время я усиленно прокачивал Туманову акупунктуру, реанимируя организм и возвращая сознание, готовя его к разговору. Совсем скоро мои старания привели к результату – бледность телес сошла, дыхание стало глубоким, глаза под веками дёрнулись и наконец открылись.
Полного контроля не выходило, крепкий человек Туманов, держался достойно, но враньё, как обычно, я отделять от правды смог.
Я не торопясь вышагивал вокруг топчана, а Бочаров тем временем создавал антураж предстоящей беседы: подставил яркую лампу так, чтобы свет заливал лицо Туманова, обостряя для восприятия его мимику, и раскладывал на пододвинутом к топчану табурете нехитрый инструментарий для допроса – спицы, клещи, ножницы и хирургический скальпель, а на отдельном стояке подвесил медицинскую клизму. Туманов на всё это реагировал пока спокойно, устремив взгляд на утреннее небо за оконной решёткой.