От Сходнева отряд двинулся к Куакбашу, увеличивая разрыв с преследователями по времени и расстоянию. На подъезде к Куакбашу отряд переполошил двигавшийся в авангарде дед Силантий, выстрелом через поле сняв одинокого вестового, неосмотрительно или с халатной беспечностью ехавшего верхом по своим делам, без охраны. Зачем Силантий это сделал – не мог объяснить и сам, скорее всего из удали и потому, что не привык с кем либо согласовывать свои охотничьи инстинкты. «Действовал по ситуации…» – не особо виноватясь щегольнул Силантий где-то услышанной фразой. Как бы там ни было, но наказывать его Туманов не стал, лишь потребовал впредь не проявлять избыточной инициативы в команде. Убитого обыскали, разобрали на трофеи упряжь и оружие, и кроме всего обнаружили депешу к некоему «спец. уполномоченному ВЧК товъ Иванову» с указанием «временно решать вопросы вещевого довольствия приданного ему отряда самостоятельно, с военных складов в Солдатской Письмянке». Подписана депеша была начальником тыла Пятой армии. За это дед Силантий удостоился ещё одного, не особо сильного разноса от Туманова: кто таков этот «товъ Иванов», что за отряд в его подчинении и где их искать наверняка знал упокоенный вестовой, поэтому впредь врага следует сначала допрашивать, потом уже действовать по ситуации. Силантий молча выслушал всё с опущенной бородатой головой, кося на обыскиваемого убитого взгляд, в котором легко читалось: «
Заниматься дисциплиной сейчас не было времени, Туманов понимал непродолжительность совместных действий с партизанами и стремился выжать из ситуации максимум пользы, при минимуме вложенных сил и средств. Быстро прикинули с Крапивиным на карте расстояние – обозначенная в депеше Письмянка находилась в дневном конном переходе, плюсом ко всему теперь имелись документы на каждого человека, как бойца ЧОН, и сама депеша. Искать неизвестного «товъ Иванова» Туманов не собирался, а вот наведаться на склады и «решить вопросы вещевого довольствия» партизанского отряда было бы весьма кстати. Решение приняли сразу: привели партизан в более-менее приличествующий бойцам регулярных частей вид, каждому выдали трофейную красноармейскую книжку и уже не скрываясь двинулись в нужную сторону. Отсутствие нагрудных знаков РККА и значков-кокард на головных уборах было решено объяснять специальным заданием бойцов ЧОН – часть особого назначения, поэтому так надо. А форма одежды в нарождающейся красной армии и без того была еще не утвержденной, посему тут довольно было и просто опрятного вида. Во главе отряда ехал сам Туманов, за ним парами восемь бойцов. Дед Силантий нарядился-таки в снятые с убитого сапоги, которые забрал себе «по праву первого выстрела», и повесил себе за спину добытый-же кавалерийский карабин. Двигались споро, по сухому мёрзлому проселку, не вступая в разговоры с редкими местными, когда проезжали через деревни. Лишь в Мартыново немного задержались, решая как двигаться дальше – напрямую к Солдатской Письмянке, через поля, или по дороге через Новую Письмянку. Решили через Новую, хоть не намного, а сократив путь по бездорожью, и к утру были на месте.
Найти в селе военный склад труда не составило, первый же встречный махнул рукой в сторону церкви, там мол всё узнаете. В самом храме обнаружили некое подобие штаба, из трёх жизнерадостных красноармейцев, среди которых оказался и заведующий складом. С ним разговор вышел короткий, Туманов показал депешу, кивнул на партизан, хмуро поглядывающих на это безобразие, и все вместе двинулись на окраину села, к большому углублённому в грунт сараю, в котором и разместился собственно склад. У запертых дверей стоял караульный, в шинели и вооруженный винтовкой с примкнутым штыком. Бдительно окрикнув подходящих, он, узнав завскладом, с облегчением уступил дорогу, взяв винтовку к плечу. В склад все заходить не стали, вслед за заведующим зашли Крапивин и Туманов, и принялись уточнять, что наличествует из необходимого. Склад оказался не великим, максимум батальонного уровня, и кроме обмундирования да небольшого количества продовольствия в нём ничего не было, ни оружия, ни боеприпасов. Отобрали десяток новых шинелей, гимнастерок и галифе, солдатских зимних шапок и рукавиц, Крапивин настоял ещё и на новых сапогах, каждому на размер больше, и теплых портянках. Пока кладовщик собирал всё в кучу и сверялся в своих бумагах, снаружи раздались голоса, быстро перешедшие почти в крик, и без промедления прозвучал выстрел. Заведующий складом застыл над столом с керосиновой лампой, оглядываясь на дверь, а Туманов уже кинулся к выходу, кивнув Крапивину на кладовщика.
Снаружи было шумно и кроваво – партизаны азартно добивали караульного прикладами, а ещё двоих, пришедших следом с церкви, накалывали на штыки. Видя, что ситуация уже перевалила пиковый рубеж, Туманов ухватил машущего прикладом деда Силантия за шиворот и тычком направил за ограду склада, коротко поставив задачу: «В охранение!» – ему, «Живым, хоть одного!» – всем остальным. Дальше мешать не стал, быстро вернувшись на склад. И вовремя – на складе было темно, тлел фитиль у опрокинутой на пол лампы, была слышна возня на полу и хрипение, затем вскрик Крапивина и хлёстко полыхнул выстрел в сторону двери. Туманов качнув маятник, скользнул к двум темнеющим теням у опрокинутого стола. Неожиданно на полу загорелся пролитый керосин, в занявшемся пламени и копоти дыма он различал лишь контуры предметов и фигур. Одна скрючилась в позе эмбриона, а вторая шустро отползала в проход между полок, вытянув руку с наганом. Ещё раз качнув маятник, упредив очередной выстрел на долю мгновения, Туманов не тратя времени открыл беглый огонь со своего нагана, перемещаясь влево и заставляя стрелка вжаться в пол, затем, упав на бок, всадил в лежащую за полками фигуру оставшиеся два заряда. Вскочил, погасил огонь, набросив на него шинель, в темноте нащупал Крапивина и потащил его к выходу.
На улице было уже не так шумно, партизаны притихнув столпились у двери склада, услышав выстрелы внутри, три тела лежали на земле, подплывая кровью. На воздухе Крапивин начал двигаться самостоятельно, сел у двери, откинул окровавленную голову оперевшись на косяк спиной, и держа руки у живота, с шумом дышал сквозь стиснутые зубы. Живым никого из караула взять не получилось. Дело обстояло так: неожиданно к складу из села подтянулись двое караульных, которые остались в церкви. Пришли из любопытства, вспомнив, что несколько дней назад в Новой Елани особый отряд провёл рейд против кулаков и подкулачников, и они рассчитывали узнать новые интересные подробности. Хмурое молчание партизан их не устроило, они всячески высказывая своё одобрение и радость по поводу случившегося, просили рассказать, как там и что. Кто из партизан, у которых погибли в Елани близкие, задал закономерный вопрос: «Чему-ж ты радуешься, вошь краснопузая?» – сейчас было не важно. Красноармейцы ответить, да и оценить изменение ситуации не успели, только караульный передёрнул затвор винтовки, после чего её выбили из рук, и выстрел пришёлся от удара приклада о землю, не задев никого. Дальнейшее было известно: вон они, все трое. Слов Туманова про «хоть одного живым» никто не слышал, или не захотел услышать (теперь уже тоже не важно). Крапивин в схватке с кладовщиком едва не погиб, не просчитав реакцию и сноровку тыловика: едва Туманов двинулся к выходу, тот схватил керосиновую лампу и разбил её о голову Крапивина, переворачивая стол. В темноте Крапивин, обливаясь кровью из рассеченного лба, смог ухватить противника и повалить на пол. Но не смотря на его превосходство в росте и весе, в завязавшейся борьбе тому удалось несколько раз двинуть Крапивина сапогом в пах, после чего в схватку вступил Туманов, и как оказалось, весьма кстати. Крапивину наложили повязку на голову, тела затащили внутрь склада, забрали приготовленные вещи и набрали про запас продовольствия в мешки – сало, тушенку, чай, сахар и табак. Склад уничтожать не стали, крикнули в селе местным, чтобы шли разбирать добро, и покинули неспокойное место.
Двинулись дальше на восток, уходя от Бугульмы, до которой было меньше десяти вёрст. По предложению Туманова, поддержанному единогласно, было решено продвигаться к железной дороге, на которой постараться пустить под откос первый же военный эшелон, где и пополнить своё вооружение. Местность была для партизан ещё не чужая, цель всем понравилась, все теперь одеты и сыты, поэтому общее настроение было на подъёме. Рана Крапивина уже не доставляла тому хлопот, он держался в седле уверенно, и отряд смог к ночи преодолеть расстояние до реки Зай, где впервые за сутки расположился на отдых.
Рассвет был мирным, чистое морозное утро, где-то много севернее один раз, как-то уныло, ударил колокол на звоннице и замолчал. Костёр едва тлел, исходя лёгким дымком на восток, караульные отстояли ночь, все готовились к дальнейшему маршу, разминаясь после сна и проверяя лошадей, когда дед Силантий совершенно неожиданно тихо сказал:
Партизаны переглянулись, и не задавая вопросов потянули руки к винтовкам. Туманов взглядом спросил деда: «
Лошади действительно прядали ушами и поворачивали головы на запад, словно пытаясь понять, опасно ли то, что было там. Местность была почти открытая, поля в балках и овражках, без лесных массивов с редкими перелесками на той стороне реки. «
Взлетел в седло и пустив коня рысью, направил его к речке. Партизаны сноровисто потянулись за ним, и тут утро разорвала пулемётная очередь. Следом, чуть в стороне треснула перестуком другая. Над головами полетели срезанные с кустов ветки, били пока не прицельно, прижимая отряд к реке.
– Вдоль реки! Держи южнее, веди! – махнул рукой деду Силантию, а сам перехватив удобнее винтовку вылетел на взгорок, пуская коня в галоп.
Увиденное враз показало всю серьёзность момента – с двух сторон, с этого берега работали два пулемёта, с разносом метров в сто, на той стороне реки параллельно отряду сорвался с места конный взвод, на ходу готовясь к стрельбе. А с левого фланга их пытался прижать к реке ещё один конный полувзвод. Туманов совершенно интуитивно выбрал самый верный путь для движения, и только благодаря этому отряд выскочил из клещей. Но это было лишь началом. Выстрелы зазвучали с обеих берегов, основной целью стал Туманов, кидавший коня на взгорке в разные стороны, стараясь спуститься ниже к воде. Пули противно свистели совсем рядом, конь пару раз дёрнул головой, пытаясь дотянуться зубами до царапин, от доставших его по касательной выстрелов, но сумел вынести седока к воде, в низину. Его отряд был впереди, пока ещё недоступный для винтовочного огня и уже недосягаемый для пулемётов, и подстёгнутый волной адреналина конь Туманова постепенно догнал своих. Погоне приходилось преодолевать овраги и низины, сходящие к руслу реки, и партизаны, двигавшиеся по более ровному берегу уверенно отрывались от преследователей, не давая им завершить охват с флангов. Как часто бывало, решающую роль сыграли лошади, более отдохнувшие у беглецов, чем у преследователей. При первой же возможности отряд Туманова перебрался на правый берег Зая, окончательно вырвавшись из клещей, но не оторвавшись от погони. На этот раз преследователи висели на хвосте плотно, не давая времени ни на отдых, ни на длительные манёвры, навязывая боевое столкновение, в котором, как понимал Туманов, у партизан не было никаких шансов. Он уводил отряд на юго-восток, стремясь вырваться в лесные массивы за Бугульмой, и постепенно приближаясь к железной дороге.
На невысокую насыпь выскочили неожиданно, обойдя с запада Новую Александровку и сумароковский тракт. Собрались, было, двигаться дальше, но с высоты насыпи Туманов заметил впереди разворачивающиеся в цепь, по краю поля, фигурки в серых шинелях, числом до полувзвода – засада! Крапивин тронул его рукой и молча показал на стоявший слева, в версте от них, под парами небольшой состав, из нескольких вагонов и пустых платформ, на которых обычно перевозят орудия. Решение напрашивалось само, и Туманов направил отряд вдоль насыпи к составу. Мелькнула мысль – «
Встречный марш
После того, как стало очевидным наше фиаско, и следы банды были окончательно уничтожены внезапно дунувшей ветром оттепелью, ко мне подошёл командир чоновцев Чудин. Он потребовал освободить Макарова от командования его отрядом или оформить на это официальную бумагу, как полагается. На вопрос, с чем это связано, ответил просто:
Следовало признать, что свой резон во всём этом имелся, и действительно, Макарова следовало как-то пристраивать к делу официально. Для этого мне нужен был телеграф, поэтому решил так – из пушек по воробьям палить пока не станем, а все двинемся к Бугульме, там отряд доукомплектуем, оформим Макарова, а по пути завернём в Солдатскую Письмянку, вытрясем со склада потребное обмундирование для чоновцев. Последнее особенно пришлось всем по душе, и мы довольно бодро добрались до Карабашева, переночевали там и следующим утром подъезжали к Письмянке, где предстояло решить вопрос с довольствием приданного мне отряда. Документов на это пока получено не было, но склад оказался по пути, значит обойдёмся как-нибудь без бюрократии.