Дальнейшие расспросы я проводил уже в кабинете начальника станции. Самого начальника и след простыл, эвакуировался вслед за каппелевцами, а в кабинете передо мной держал ответ его бывший заместитель, дистанционный инженер путеец, знающий не меньше. Дрожал он правда, как лист осиновый, кося глазом на лежавшее за окном тело телеграфиста. Мне, собственно говоря, многого было и не нужно, всё, что меня интересовало – не было ли каких происшествий на дистанции за последние трое суток? Оказалось, были происшествия, и очень даже про наш интерес.

Первое было третьего дня, при отправлении санитарного эшелона на Уфу (по времени получилось несколько позже отправленной телефонограммы в Оренбург, если верить записи в журнале). Караул на путях заметил неизвестного, который в тёмное время, уже вечером, отирался около прицепленного к эшелону почтового вагона, бывшей фельдъегерской почтовой службы. Во время отправки эшелона караульный окликнул неизвестного, на что тот выстрелил из нагана в направлении часового, и скрылся в темноте. Известно об этом инженеру стало по случаю дальнейшего происшествия, которое произошло с этим же вагоном, этого же эшелона спустя примерно три часа: именно этот вагон сошел с рельсов в районе разъезда у Ново-Байлярово, причём случилось это в результате взрыва, который повредил переднюю ось вагона. Поскольку вагон был последним в эшелоне, то никакого вреда остальному подвижному составу причинено не было, эшелон подобрал раненых фельдъегерей и проследовал дальше по маршруту. О происшествии на станцию доложил путевой обходчик с разъезда, помощь в разборе и ремонте путей оказывали местные жители и пассажиры подоспевшего следом пассажирского эшелона. Никаких расследований по военному времени не производили, а вагон решили списать с подвижного состава, он так и лежит себе под откосом разъезда. Информация была интересной, но не полной, поэтому инженера оставил пока жить, настоятельно рекомендовав ему вспоминать все события того дня, даже незначительные, позже поговорим. Сам же не мешкая выдвинулся с бойцами в направлении этого Ново-Байлярова, размышляя по дороге над полученной информацией. Выходила такая картина: Макаров стараниями своей службы принял Туманова, но удержать не смог. Туманов сбежал, захватив с собой Макарова в качестве заложника. Используя удостоверение Макарова, Туманов отправляет с телеграфа станции сообщение в Оренбург, затем следы обоих теряются на железнодорожной станции, но по времени с этим подозрительно совпадают происшествия со стрельбой и взрывом вагона, в котором они оба могли находиться. Следовало всё проверить. Единственным доступным способом сделать это, было тщательное обследование вагона и осмотр места происшествия.

К месту выдвинулись верхами, по Акбашевскому тракту, на Апсалямова. Доверять себя нестабильному железнодорожному движению я не решился, не хватало еще застрять на каком-нибудь разъезде в тылу у белых. К вечеру были уже в районе Акбаша, переночевали на окраине деревни Крым-Сарай, потеснив негостеприимных хозяев на сеновал, а рано утром уже рысили в сторону Апсалямова. Приданые мне опричники довольно жмурились всё утро. Оказалось, вспоминали бурное веселье на сеновале, куда наведывались поочередно всю ночь напролет. Хозяин дома, где мы остановились, был на неизвестно каких фронтах, хозяйство вел его старый отец, руливший парой внуков и еще ладной солдатской жинкой, смотревшей зверем на нас. Вот хлопцы и решили сменить её гнев на милость, насильно разумеется. Старика и детей закрыли в сарайке, а сами всю ночь напролет женились. Это вместо того, чтобы бдительно охранять мой сон? Надо будет заняться их дисциплиной.

Быстро добраться до Ново-Байлярова опять не вышло, перед Микулиным, где тракт проскакивал через мелколесье, наткнулись на разграбленный этой ночью обоз. Четыре подводы беженцев, решивших унести ноги вслед отступающим белым, были тщательно выпотрошены местными ушкуйниками. На обочине валялись вспоротые перины и подушки, ветерок разгонял по округе гусиный пух и шевелил развешанные на кустах лоскуты разорванного зачем-то белья. Поломанные сундуки, битая посуда, лужи крови и следы волочения. Телеги стояли без лошадей, которых выпрягли, а на подводы с перерубленными оглоблями, видимо, никто не позарился. В кустах, чуть поодаль от дороги, виднелась бесформенная куча жухлой листвы, над которой задумчиво расположилась на ветках пара жирных, иссиня-черных воронов. Недовольно каркнув при нашем приближении, они взлетели, посвистывая крыльями на взмахах, и сделав полукруг улетели. Под листвой оказались раздетые догола тела упокоеных беженцев: четверо бородатых мужиков, три бабы и пятеро ребятишек разного пола. Мужики все были с рублеными ранами, обезображенными лицами, окровавленные и страшные. Ребятёнкам досталось меньше, видимо просто ударили по головам дубиной, им и хватило. А с бабами повеселились, это было видно. Мои опричники с интересом рассматривали эту картину, комментируя процесс насилия, который со знанием дела восстанавливали по мелочам, до того момента, пока я не вытащил наган и не снес тремя выстрелами с их умных голов новенькие солдатские папахи. Испуганно пригнувшись к сёдлам, они выслушали мои скромные пожелания на будущее, в которых я настоятельно рекомендовал впредь не отвлекаться от процесса охраны моей персоны, а буде такое произойдёт, пообещал лично выпустить кишки виновным. Словно в подтверждение моим словам, с той стороны дороги, от более крупного леса, раздались беглые выстрелы, от которых мы, под свист пуль, попадали прямо в кучу голых тел, даже не пытаясь организовать ответный огонь. Когда первый испуг прошёл, и стволы винтовок уверенно вытянулись в направлении неизвестного противника, стрелять было уже не в кого – слышен был только треск веток далеко в лесу и удаляющийся, глухой топот копыт. Тут же, не теряя времени и инициативы, я велел двоим обескураженным бойцам за допущенную служебную халатность расстрелять третьего, внимательно контролируя их действия своим наганом. Испуганно поглядывая то на меня, то друг на друга, двое обезоружили третьего, поставили его у кучи тел и выцелив дрожащими стволами, снесли весьма слаженным залпом. Убедившись, что стреляли прицельно, я ещё раз пожелал оставшимся живым успехов в их службе, после чего, уже не останавливаясь, мы намётом доскакали до Апсалямово. Там свернули на проселок вдоль реки (Ик, кажется), и скоро выскочили к разъезду у Ново-Байлярова.

Обходчик обнаружился в своей будке, около небогатых построек разъезда. Оказалось, он тут и жил. Не мешкая прихватили его с собой, и усадив на свободную лошадь отправились осматривать останки вагона, лежащие примерно в двух верстах от разъезда. Пока разбирались в уже истерзанных местным населением руинах вагона, я приглядывался к обходчику. Нервничал мужик, это было сразу видно. Причем, не от последних событий бурного времени, а от многих знаний, томящих его душу. Что ж, побеседуем, а пока займёмся вагоном. Опрокинутый на бок, он лежал под уклон, подмяв под себя вырваную переднюю ось колёс. Крепкая вагонка и кровельный металл крыши были уже частично содраны на хозяйственные нужды местными, чугунная печь тоже отсутствовала, оставив о себе напоминание в виде забитой сажей трубы. Внутри вагона просматривалась крепкая металлическая клетка, слегка деформированная падением, с распахнутой дверцей. Внимательно осмотрев колесную ось, я пришел к выводу, что её сорвало с крепления рессор определенно взрывом – метал в этом месте был в копоти и слегка оплавлен. Поднялся на пути и вернувшись по ходу движения состава нашёл то место, где вагон первый раз чиркнул металлом о шпалы. Детально осмотрел прилегающее пространство, и чуть дальше обнаружил весьма примечательные вещи: ошмётки кожаного саквояжа, обугленные от температуры, и куски провода с остатками часового механизма. Ну вот и следующая часть пазла, правда, только усложняющая картину. Пока для меня стало ясным одно – Туманов и Макаров как-то связаны с этим происшествием, обычный вагон с документами вот так взрывать никто не станет. И интересный вопрос – а кто станет? Настало время заняться умственным багажом обходчика.

С ним общались тут же, у вагона, привязав к уцелевшей задней колесной оси, весьма кстати подошедшей на роль пыточного столба. Не ожидавший такого пристрастия, обходчик не запираясь вывалил на гора всё, что посчитал интересным нашему вниманию. Взрыв он услышал чуть позже проследовавшего через разъезд эшелона, а затем услышал и грохот самого крушения. После чего, захватив фонарь с запасом керосина, сразу направился в ту сторону. Подойдя к вагону он увидел такую картину: двое в штатском вытаскивали из под обломков ещё двоих – военного и другого штатского, а ещё двое уже лежали чуть поодаль, раненые, солдат и унтер-офицер. Его сразу взяли под локоток и объяснили, что если он хочет дожить до счастливой старости, то должен утверждать всем и каждому, кто спросит: что были тут только вон те двое военных фельдъегерей, и никого другого не было. Никогда. А если проболтается, то пожалеет о том, что родился на свет Божий не только он, а всё его семейство. Тут обходчик сглотнул, и опасливо уточнил, что давно живёт бобылем один, и никого у него нет, и родителей давно схоронил. Ну, это мне было безразлично, и я потребовал выдать дальнейшую фактуру. А она была следующей: двое в штатском подхватили военного и другого штатского, и ушли с ними к реке. Двоих фельдъегерей подоспевшие солдаты скоро отнесли в санитарный эшелон, остановившийся по ту сторону моста через реку. И мешки с почтой тоже. Пригнали мужиков с деревни, и привели в порядок пути. А он тем временем сообщил в Бугульму о происшествии. Вот всё, что он знал.

Врал. После освежающих память манипуляций с ножом, он с ужасом вытаращив глаза на лежащие перед ним собственные пальцы, инициативно дополнил новостями те богатые на события сутки: следующим эшелоном, примерно через шесть часов, на разъезд приехал человек в военном френче, но штатский. Он детально расспросил о происшествии, угрожал всевозможными карами за сокрытие, но ему обходчик рассказал так, как велели – видел двоих военных с почтой и всё. Потом человек уехал в деревню, там расспрашивал местных, разбиравших обломки, и потом уже уехал дальше, а куда – не известно. Я подробно расспросил обходчика о внешности этого человека, и тех двоих, которых достали из вагона помимо фельдъегерей. Когда обходчик опознал в описании Клепинова, я уже не сомневался в том, что те двое – Макаров и Туманов. Их он тоже опознал, кто бы сомневался, но это пока были всего лишь слова, мне не хватало фактуры. С обходчиком пришлось расстаться там же, у вагона, груз таких знаний был для него фатальным.

В деревню зашли днём, по тихому. Лошадей оставили в речной уреме, выбрали дом на окраине и пристрастно опросили одинокого хозяина на предмет посторонних и военных в деревне, и тех, кто принимал участие в ночном разборе завала на железной дороге, три дня назад. Таких было пятеро, один из них удачно оказался соседом допрашиваемого, к нему все вместе и направились. Соседская семейка оказалась бедной, сам, жена да трое детей. Дом старый, но опрятный, от родителей достался, не иначе. Всех, и соседа которого привели с собой, загнали в подпол, весьма кстати оказавшийся в доме, и принялись за обыск. Перевернули всё, ведь не знали, что ищем, пока совсем случайно я не зацепился взглядом за белый носовой платочек, отороченный по краям и с вензелем по центру «МОА». Как же я раньше не заметил… Достали из погреба хозяина, и он подтвердил, что платок нашёл около того вагона, ночью, был этот платок весь в крови, смотреть не на что. Но он его забрал, хоть что-то жене смог выцепить. Шамилька, с того конца, печь сумел домой приволочь, а чем он хуже его? Поэтому платок и прикарманил. Чей это платок он не знает, хозяина не нашлось. Жена отстирала платок в щёлоке, просушила в печи, да и оставила себе. Хм, чей это платок я прекрасно знал. Макаров Олег Александрович, стало быть, собственной персоной изволили присутствовать. Ну, вот вам и фактура.

Платок я конфисковал из порядка, хотя мне он, после стирки в щёлоке и сушки в печи, был уже без надобности, теперь никаких следов и якорей из него не выдавить, но оставлять его тут было бы большой ошибкой. Запертых в погребе выпускать не стал, привалили сверху крышку лавками и тяжёлым столом, подбросили в горящую печь охапку дров и задвинули вьюшку. Нечего свидетелей плодить.

Вернулись в соседскую избу. Пока бойцы наблюдали за обстановкой и тем, как выползал из-под щелей окон и дверей оставленного нами дома сизый дымок, я размышлял над информацией и решал, что делать дальше. Значит, Клепинов сработал самостоятельно, и не поставил меня в известность о своей акции. Сделай он всё по инструкции, вполне возможно Туманов был бы уже в моих руках. А он, видимо, решил свести с ним свои личные счёты. Плохо. За такую инициативу нужно наказывать, и я обязательно придумаю, как это сделать. Теперь, Макаров. Судя по всему, он играл свою партию, и ситуация не выходила у него из-под контроля до тех пор, пока не вмешался Клепинов со своей дурацкой бомбой. И даже тогда, после крушения вагона, он сумел переломить ход событий и, благодаря своим незаурядным оперативным качествам, смог увести Туманова в какое-то безопасное место. Именно в этот период я зафиксировал появление Туманова на ментальном уровне. А потом он снова исчез. И вместе с ним исчез Макаров. Что это могло означать? Первое, Туманов снова переиграл Макарова, и вернул себе некий артефакт, благодаря чему опять стал незаметен для меня, но тогда не понятно почему исчез со связи Макаров: у него-то такого артефакта не было. Второе, Туманов убит, возможно погиб и Макаров. В этом случае я не мог видеть ни того, ни другого, но я бы почувствовал смерть Поручика, а значит этот вариант отпадает. Третье, они оба находятся в месте, где я не могу их увидеть дистанционно. Такое возможно, если они находятся за какой-либо естественной преградой: под водой или землёй. Под землёй?

Я достал карту, и ещё раз сверил вектора направления с момента последней фиксации Туманова и Макарова, наложив их на карту заново и протянув от Чистополя, через Бугульму и дальше. Получалось, что зона возможного нахождения обеих была где-то рядом. Меня заинтересовала та сторона реки, за которой на карте были обозначены первые предгорья Белебеевской возвышенности. Такие географические особенности могут таить в себе немало пещер и полостей, в которых легко укрыться, если знать их местонахождение. А Макаров уверенно сошёл с маршрута, оставив железную дорогу, хотя она была для него самым удобным вариантом передвижения, если иметь целью доставить Туманова в тыл белых. Зачем? Куда же он так уверенно двигался?

Достал платок, посыпал его порошком из своего кисета, капнул несколько капель воска со свечного огарка и завернул в платок рамки, с которыми не расставался никогда. Через полчаса взял рамки, мысленно протянул золотую струну между платком и его прежним хозяином, и быстро зафиксировал указанное рамками направление. Взял азимут и наложил на карту. Всё, второго раза не будет, таким образом информацию с очищенного объекта можно снять только один раз.

Полученный вектор указывал на восток, как-раз к подножию той возвышенности, о которой я сразу подумал. Что-ж, стоило там побывать, посмотреть вживую, так сказать, может и увижу чего интересного. Пока я работал, стемнело. Решил не двигаться в темноте, из-за риска не увидеть чего-то важного. Привели с уремы лошадей и заночевали, в пустом теперь доме. Бойцы исправно несли караул, за всё время никто нас не потревожил, деревня словно вымерла.

С рассветом двинулись на восток, переправившись через реку вброд, на мелководье. Я старательно искал хоть какие-нибудь трёхдневные следы присутствия четырех человек, но тщетно. Местность была открытой, в заливных и пойменных лугах, с опушками молодого ивняка в разных местах. Никаких дорог. Никого постороннего. Постепенно приближаясь к встающим на востоке холмам, я начал испытывать необъяснимую тревогу. Мне совершенно не хотелось находиться тут. Вот ещё новости… Размышлял над этим я совсем не долго, до того момента, пока с вершины ближайшего холма не охнул орудийный выстрел. Дальше события завертелись калейдоскопом: я бросил лошадь вправо и обозначив бойцам направление, приказал мчать галопом. Сам едва успел увести лошадь в сторону, когда первый же взрыв шрапнелью снёс моих бойцов напрочь, вместе с лошадьми. Второй залп с горы заставил меня слегка запаниковать, я понял, что по своей глупости влез на передовой рубеж новой линии обороны каппелевцев, и если местность была пристреляна заранее, мне придётся не сладко, даже не смотря на заговор от пуль летящих. Второй разрыв шрапнели пришелся несколько в стороне, дав мне лишние секунды для того, чтобы направить лошадь в едва приметный овражек, по которому можно было уйти к реке. В самый последний момент я передумал, интуиция бросила меня на открытую местность и вовремя – третий залп накрыл шрапнелью тот самый овражек, в который я чудом, что не нырнул. Пустив галопом лошадь прямо к реке я оставил в седле свой ложный образ, сам же спрыгнул за ближайшим кустом и прокатившись по траве затаился, и снова вовремя – следующий залп накрыл мою лошадь почти у самого берега. Хорошие пушкари у Каппеля… я это учту.