Когда я подбежала к могиле, Диа уже всё сделала. Она убедилась… Она сняла верхний слой ковра, в котором мы похоронили его, и уже всё увидела собственными глазами… Когда я подбежала, верхняя часть покрывала уже снова прятала его голову, за что я благодарна судьбе – я не увидела его таким и не запомнила… Но я увидела его руки… Могучие, большие, словно вырезанные из скалы руки… Они уже были подвергнуты тлению…
Диа пошатнулась и громко, неестественно, совсем не по-человечески вскрикнула. Я боялась, что она потеряет сознание прямо в яме, потому что так я не смогла бы вытащить её в одиночку, и это было бы… Это было бы больше, чем просто жутко! Но она не потеряла сознание – вместо этого она сильно испугалась и начала пятиться назад, и карабкаться вверх… Я схватила её. Край ямы пугающе резко обрушился, но она устояла на ногах, и я как-то изловчилась, и смогла вытащить её к себе наверх… Это было худшее… Худшее из того, что мне до сих пор доводилось переживать…
Отбежав в сторону от вскрытой могилы на откровенно непослушных ногах, она вдруг завалилась подле старых кустов бузины и зашлась продолжительной рвотой… Это было кошмарно. Я так злилась! Злилась на Рагнара за то, что он в этот момент не рядом со мной!
Схватив лопату, которой Диандра всё это сотворила, я, со жгучими слезами на глазах и колючим комком боли в горле начала закапывать это всё обратно, как будто… Как будто я могла закопать-отменить-стереть весь этот кошмар! Я не вернула в яму и половины земли, когда Дию перестало выворачивать наружу. Заметив это, тяжело дыша из-за запыхавшегося состояния, я приблизилась к ней, подняла её с четверенек и буквально потащила назад в дом. До ужаса перепуганная Кайя помогла мне снять с неё обувь. Диандра продолжала оставаться на грани бессознательности, когда я уже завела её на второй этаж и ввела в ванную комнату. Я сама раздела её до белья, одежду, беспощадно испачканную в землю, сразу же забросила в стиральную машинку, которую тут же включила… Я буквально затолкала её в душ. Она сидела, обняв свои колени обеими руками, и не таясь плакала, так горько, что пробивала и меня на слёзы, но я не останавливалась и продолжала со всех сторон обмывать её дрожащее тело тёплой водой. Примерно спустя пятнадцать минут водной терапии она распарилась и неестественно резко успокоилась. Я принялась выводить её… Позволила самостоятельно вытереться, после чего предложила ей свой халат. Прежде чем она залезла в него, она сняла с себя промокшее насквозь нижнее бельё – я отвернулась, чтобы не смущать её, но, подозреваю, на самом деле ей было плевать на свою наготу передо мной. Потом она машинально почистила зубы своей щёткой, которую я принесла сюда ещё в прошлый раз, после чего я отвела её в спальню. Мы вместе сели на край кровати. Я держалась на последних силах, а она была совсем разбитой. В какой-то момент я одной рукой обняла её за плечи. Она отреагировала тем, что только отвернула от меня голову и хотя тихо, но опять очень горько заплакала… Я снова не выдержала и тоже разошлась на слёзы. Так, тихо плача, мы просидели около пятнадцати минут, по истечении которых она легла на кровать и с головой накрылась одеялом. Я бы не оставила её, хотя она наверняка именно этого от меня и хотела, но у меня ещё были дела.
Спустившись на первый этаж, я сразу же направилась к выходу, но у открытой двери резко остановилась, увидев, что Рагнар уже взялся доделывать то, что не доделала я – он во второй раз закапывал могилу своего дяди. Что он чувствовал, пока ворочал всю эту землю, я не знаю, но знаю, что я ощутила безмерную благодарность по отношению к нему за то, что он всё же не оставил меня наедине со всем этим…
Глава 21
Прошло три дня. Рагнар, когда не пытается наладить со мной контакт, бродит вокруг дома, осматривает ржавые останки кузовов давно вышедших из строя автомобилей, а по вечерам не выходит из своей комнаты. Один раз я заглянула к нему – он читал какую-то увесистую книгу. И он был не против пообщаться, да я снова ушла… Что-то мне как-то сложно с ним. С тех пор, как я отметила это, я решила подвергнуть своё поведение анализу и пришла к выводу, что, скорее всего, всё дело в том, что я увидела, как хладнокровно он добивал раненых трапперов. Да, они убили Маршала, а вместе с ним и важную – быть может, лучшую, – часть всех нас, да, если бы мы кого-то из них пощадили, это было бы не просто рискованно, но чревато опасными последствиями, да, кто-то должен был “зачистить” территорию, но… Но я предпочла бы никогда не увидеть того, как Рагнар выстрелил в затылок раненого парня, пытавшегося уползти от смерти на животе. Ведь это
Кайя уверенно молчит. Она не произносит даже малейших звуков и совсем ничего не ест. И ещё я ни разу не видела её спящей. Но не могла ведь она не спать три ночи подряд? Должно быть, не могла… Но и спросить её об этом у меня нет возможности – она ведь в ответ может только положительно кивать или отрицательно мотать головой, и больше никаких пояснительных реакций от неё не прилагается. Маришка смотрит на неё странно, и мне не нравится этот взгляд, потому что он выражает такой страх, какой способен порождать бред. Эта женщина боится Кайю из-за того, что она теперь выглядит на пять лет старше своего реального возраста, и, честно говоря, эту боязнь невозможно осудить, но и ничего хорошего, чувствую, нам это не сулит. В конце концов, мы продолжаем обитать в доме человека, который начал побаиваться нас. Это нехорошо…
Диандра будто тоже негласно приняла обет молчания. Иначе я не могу объяснить, почему она произносит не больше пары фраз в сутки, и-то делает это через явные усилия.
Сегодня был тихий, спокойный день, так что после обеда я задремала за чтением винтажного журнала, который случайно нашла под кроватью, и в итоге проспала до заката. После восстанавливающего сна спустившись на первый этаж, я увидела Дию стоящей у окна в прихожей, расположенного рядом с входной дверью. Хотела бы я думать, что она наслаждалась красочным весенним закатом, окрашивающим алым цветом облака на западе, однако из этого окна открывался вид не только на красивый закат, но и на могилу Маршала, так что я не сомневалась в том, что она даже не видит, какого цвета сейчас небеса. Сходив на кухню, я заварила в большую эмалированную кружку порцию крепкого чёрного чая – чай в этом доме нам разрешается пить в избытке, – и добавила в него ложку мёда – а вот брать мёд нам никто не разрешал, но для Дии я готова пойти на воровство одной ложечки.
Вернувшись в гостиную, я прошла в прихожую и протянула старшей сестре подношение в виде бодрящего напитка. Я не была уверена в том, что она примет его, но она приняла, однако не отводя сосредоточенного взгляда от окна. Заметив эту маленькую деталь, я тоже посмотрела в окно и наконец поняла, что она смотрит вовсе не на захоронение Маршала – она сверлит взглядом Кайю, сидящую к нам спиной на перевёрнутом ведре, оставленном кем-то у могилы.
Неожиданно сестра заговорила, и то, что она сказала, заставило меня замереть:
– Это ужасная мысль, я знаю, но я смотрю на неё и задаюсь вопросом: почему она, почему не Маршал?
Я сглотнула колючий ком…
…Почему вакцина помогла Кайе, а не Маршалу? Мысль и вправду ужасная. Даже жестокая. Но как прекратить её думать тому, кто потерял самого дорогого для себя человека, который мог бы сейчас быть жив, если бы вакцина, которая по итогу оказалась действенной, сработала на нём?
Сделав глоток из кружки, Диандра развернулась через левое плечо, чтобы даже случайно не посмотреть на меня, и ушла в сторону гостиной.
Я вышла на улицу и направилась к Кайе. Каждый из нас посещает могилу Маршала по несколько раз в день. Чаще всех сюда приходит подумать о своём горе Диандра, но она никогда не является сюда в то время, когда здесь присутствует кто-то другой, хотя для остальных не видится проблемы в компании, даже наоборот. Быть может, наше общество невыносимо для неё из-за апатичного состояния, в котором она пребывает, а быть может, она всё ещё подумывает о самоубийстве, да вот только теперь не может его совершить из-за опрометчиво данного мне обещания, что только усиливает её апатию.
Подняв лежащее рядом с Кайей пластмассовое ведро, когда-то бывшее красным, но из-за времени выцветшее до бледно-розового цвета, я перевернула его и села справа от девчонки. Этот весенний вечер был прохладный и очень красивый – бодрящая свежесть охватывала тело со всех сторон, небо на западе пылало от алых красок закатного солнца, в голых зарослях кустов только начинала распеваться ночная певчая птичка.
Ни на что не надеясь, я произнесла не для того, чтобы получить ответ, а для того, чтобы быть услышанной:
– Я знаю, как тебе был дорог Маршал. У вас была особенная дружба…