– Слушай, ты, это очень старая шутка, – ответил Грапентин.

– Смешно, – ухмыльнулся толстяк. – Я слышал это раньше.

– Не имеет значения, – оборвал разговор Грапентин, потому что показались еще два Ме-109. Первым по летной полосе с грохотом промчался Штайнбатц. Два самолета приземлились и покатили на стоянки. Унтер-офицер не тронулся с места, потому что его одолело странное предчувствие. Через несколько минут подошел Штайнбатц, мокрый от пота, он устало сутулился, волосы тоже были мокры. Остановившись, он указал на восток.

– Вам нужно подождать немного лейтенанта. Он немного задерживается вместе с Брюкманом!

Грапентин кивнул, а потом сказал:

– Похоже, ему было мало дырок в машине после второго вылета.

Ефрейтор Мозер достал пачку сигарет, и они закурили, следя за восточным горизонтом. Небо снова стало пустым. Старший механик огляделся вокруг, а потом снова посмотрел на восток. Внезапно ефрейтор вскинул голову.

– Там!

Действительно, издалека послышалось гудение, а затем на горизонте показался «мессершмитт». Через несколько секунд появился и второй. Его мотор кашлял, точно смертельно больной. Первая машина промчалась мимо них, это был лейтенант Брюкман. За ней, отставая на несколько сотен метров, тащилась отчаянно дымящая вторая.

– Это он, – сказал Грапентин, опуская руку. – Боже мой, он весь изуродован. – Он сглотнул и отвернулся. – Надеюсь, он сумеет сесть на брюхо.

Герман Граф действительно думал об этом, и никто не осудил бы его за это. Но потом он увидел зеленую равнину посадочной полосы, находящиеся на стоянках самолеты и наконец посмотрел на стрелку альтиметра. Она все еще показывала 200 метров.

Он моментально надавил на кнопку выпуска шасси, уже приняв решение. Стойки вывалились из крыльев, и земля замелькала перед заляпанным маслом лобовым стеклом. Времени передумать и испугаться капотирования не осталось. Не было времени даже помолиться, что было бы кстати в такой ситуации. Колеса уже принялись наматывать на себя траву. Все шло нормально, но недолго. Неожиданно самолет потянуло влево. Меховой сапог пилота надавил правую педаль руля. В результате самолет начало швырять, и только привязные ремни удержали в кресле. Можно было больше не психовать, но едкий дым заставлял кашлять. Клочья зеленой травы разлетались вправо и влево. Сколько это еще продлится? Он весь напрягся перед тем, как расслабиться.

Кончилось!

К нему бросились несколько человек, на левое крыло вскочил сияющий Грапентин.

– Герр лейтенант… Герр лейтенант!..

Колпак фонаря откинулся в сторону, и чистый воздух хлынул в кабину, попав в измученные легкие. Крики, вопли и восторженные взгляды.

Ему показалось, что земля качается, а ноги стали просто ватными. Граф плохо соображал, что происходит, и со вздохом опустился на сиденье автомобиля. Вскоре его втащили в палатку, которая служила ему жильем. По старому обычаю почта была свалена на столе. Там же стояла фотография девушки, которая много для него значила. Но перед глазами все мутилось, а мысли путались, крутясь вокруг последнего полета. Он вспоминал свою стрельбу, попадания в свой самолет, густые клубы дыма над капотом, дым в кабине, стрельбу русских зениток. Невольно подумалось о том, что могло случиться, если бы он не перетянул за линию фронта… Но об этом было лучше не думать.

Он посмотрел на фотографию, на этот раз перед глазами не двоилось. Собравшиеся люди говорили о выпивке. Картина в памяти сложилась, и по худому лицу пробежала судорога. «… мне крепко прилетело. Но выкрутился!»

Терпеть дальше не получалось. Девушка сделала то, что оказалось не под силу русским. У человека, который собирался одержать сотую воздушную победу, на глазах появились слезы.

14 мая 1942 года, ровно через 6 часов. Старший механик с серым, измученным лицом вытянулся перед ним, слегка улыбаясь. Лежавший на походной кровати Граф поднял голову.