— Маниоро, мы с тобой знаем, что Кичва Музуру и впрямь сумасшедший. Как антилопа гну, у которой червяки в мозгу завелись. Ты скажи вождю, пусть из-за головы мзунгу не переживает. Пусть думает о двадцати головах скота. Как по-твоему, Маниоро, Массана поможет нам с охотой?
— За двадцать голов скота Массана продаст всех своих пятнадцать жен и их дочерей, да еще и мать в придачу. Конечно, поможет.
— Возле его маньяты есть место, чтобы посадить аэроплан?
Прежде чем ответить, Маниоро задумчиво поковырял в носу.
— Около маньяты есть высохшее соленое озеро.
— Покажи его мне, — распорядился Леон.
Отправились сразу. Озеро было большое, абсолютно ровное, ослепительно белое. Подлетев ближе, они увидели, как по озеру промчалось стадо антилоп, и Леон с удовлетворением отметил, что их копыта не разбили соленую корку. Некоторые такие озера становились смертельными ловушками: под тонкой, хрупкой коркой скрывалось глубокое грязевое болото, жидкое, как овсяная каша, и тягучее, как клей. Осторожно снизившись, Леон коснулся колесами поверхности. Корка держала. Он прокатился до края озера и, не выключая двигателей, развернулся.
— Далеко отсюда маньята?
— Близко. — Маниоро вытянул руку. — Там. Сюда уже идут.
И действительно, к озеру бежала небольшая толпа из женщин и детей.
— А до того места, где мы оставили львов? — Леон повернулся к Лойкоту, который острием копья описал на небе дугу, равную двум часам движения солнца. — Хорошо. Значит, мы недалеко и от львов, и от деревни. Я оставляю здесь вас обоих, а когда вернусь, привезу с собой Кичва Музуру.
Взлетев, он сделал круг над озером и лишь затем взял курс на Найроби. Масаи помахали ему и разошлись в разные стороны: Лойкот поспешил к львам, Маниоро направился в деревню.
Больше всего Леон боялся, что не обнаружит на месте «Бабочку». Непредсказуемый граф вполне мог отправиться невесть куда, как поступал уже не раз, и пропасть на несколько дней, а Лойкот за это время упустить добычу.
— Слава Богу! — воскликнул он, заметив у ангара, в дальнем конце поля, раскрашенный в красно-черную клетку аэроплан.
Густав с механиками проверяли моторы. Автомобиля, однако, видно не было, поэтому садиться он не стал, а сделал круг над Тандала-Кэмп и обнаружил машину возле апартаментов фон Мирбаха. Леон заканчивал второй круг, когда Отто вышел из палатки, натягивая рубашку.
Ревность кольнула шилом. Ну конечно, у него же Ева. Ей ведь надо отрабатывать содержание. От этой мысли едва не стошнило. Граф небрежно помахал рукой и направился к машине. Леон развернул «Шмеля», готовясь заходить на посадку, но привкус горечи и злости остался.
«Соберись, Кортни! Возьми себя в руки. Ты знаешь, что Ева фон Вельберг совсем не девственница-весталка. Она каждую ночь проводит с ним под одной москитной сеткой». «Шмель» опускался на полосу, когда сердце подпрыгнуло и заколотилось — Ева сидела перед мольбертом, скрытая фюзеляжем «Бабочки». Смешно, но он испытал облегчение — значит, Отто был у себя один.
Увидев подкатившийся к ангару аэроплан, Ева вскочила и порывисто бросилась к нему. Счастливая, открытая улыбка озарила ее лицо, а в следующее мгновение она перехватила внимательный взгляд бдительного Густава и, опомнившись, умерила шаг. Скатившись по трапу, Леон искоса посмотрел на нее. Он уже привык к ее неизменной сдержанности и уравновешенности, а сейчас Ева выглядела взволнованной и встревоженной, как почуявшая леопарда газель. Ее волнение передалось и Леону, но он сумел совладать с эмоциями и ограничиться вежливым кивком:
— Добрый день, фрейлейн. — Леон повернулся к Густаву: — Надо проверить второй мотор правого борта — дымит.
— Сейчас посмотрю.