Последние четыре дня Леон только что не ночевал в аэроплане, проводя все светлое время суток в полетах над саванной. Вместе с ним летали и Маниоро с Лойкотом. Сидя в передней части кабины, они напоминали выискивающих добычу стервятников — такие же бдительные, внимательные, сосредоточенные. Львов за эти четыре дня нашли немало, около двух сотен, — самцов, самок, детенышей, молодых и старых беззубых одиночек, но ни один не соответствовал требованию Кичва Музуру: «Он должен быть большой, а его грива черной, как у пса из преисподней».

На четвертый день Маниоро объявил, что поиски нужно расширить, что в землях масаи стоящие львы давно вывелись и что искать добычу нужно на севере, между озером Туркана и Марсабитом.

— Вот там их много. Там они под каждой акацией. Да такие здоровенные и злые, что даже Кичва Музуру обрадуется.

Лойкот, разумеется, выступил против, не в первый раз напомнив о легендарной паре, обитающей между озером Натрон и западной стеной Рифтовой долины.

— Я хорошо их знаю и много раз видел своими глазами, когда отгонял туда отцовское стадо. Это братья-близнецы, рожденные одной львицей в один день. Было это одиннадцать лет назад, в год нашествия саранчи. И потом я встречал их каждое лето и видел, как они растут и матереют. Сейчас эти двое в самой силе. Других таких здесь больше нет. Вместе они задрали больше сотни коров и телят. А еще они убили восемнадцать морани, которые ходили на них. Нет на земле человека, который мог бы справиться с ними, потому что они слишком сильны, злы и хитры. Некоторые морани считают их львами-призраками и верят, что, почуяв охотника, они могут превращаться в газелей и птиц.

Слыша такое, Маниоро издевательски хохотал, закатывал глаза и стучал пальцем по виску, демонстрируя глубину слабоумия своего юного соплеменника. И все же в конце концов Леон встал на сторону Лойкота, и теперь они летали над обозначенной им территорией, всматриваясь в бурую саванну и едва ли не заглядывая под каждый камень. Им попадались огромные стада буйволов и животных помельче, но со львами по-прежнему не везло — те, что встречались, не стоили и копья охотника.

Вечером, когда все расселись у костра, Лойкот попытался поддержать гаснущий энтузиазм.

— Я так скажу тебе, М"бого, эти двое — главные вожди всех львов в долине. Сильнее, злее и хитрее их не найти. За такими и послал нас Кичва Музуру.

Маниоро отхаркнулся и сплюнул в огонь. Свернувшаяся улиткой мокрота зашипела, вскипела, вспузырилась. И только тогда морани высказал свое мнение:

— Много дней я слушаю эту историю, Лойкот. И даже поверил в нее. По крайней мере в то, что эти твои львы могут превращаться в птиц. Так, наверно, и случилось. Львы превратились в крохотных пташек и улетели. Думаю, нам надо забыть про птичек-львов и идти в Марсабит, где водятся настоящие.

Приняв оскорбленный вид, Лойкот сложил руки на груди и обжег Маниоро презрительным взглядом.

— Говорю тебе, я видел их своими собственными глазами. Они здесь. И мы найдем их, если останемся.

Оба масаи повернулись к Леону, ожидая его решения.

Он допил кофе, выплеснул в костер осадок. Выбор был невелик. Топливо для «Шмеля» заканчивалось, его хватит на день-другой, не больше. Передислокация на север влечет за собой перемещение немалого груза.

Не по воздуху — по земле. На это уйдет немало дней, а Отто фон Мирбах человек не самый терпеливый.

— Хорошо, Лойкот, еще один день. Не найдешь своих львов завтра, послезавтра уходим в Марсабит.