— Да, спасибо. “Чистками”. Редакторы, журналисты, радио— и телекомментаторы — все, кто пытался хотя бы намекать на правду о коммунизме, Кастро и самом Рамоне, — либо гибли, либо исчезали бесследно.
Фрост понимающе кивнул.
— Несколько месяцев спустя Адольфо связался со мною. Сказал, что готов содействовать всемерно, а счеты сведем после, когда выметем нечисть и дадим государству покой.
— Счеты сведете? Какие, прах побери, счеты?
— Хэнк, ты… Понимаешь, Адольфо считает меня виновной в гибели генерала. Называет убийцей своего дяди. Знает лишь половину того, что произошло на деле, но совершенно убежден в своей правоте. Странное союзничество. И трудное, будь уверен. Однако нас объединяет ненависть к Рамону, и Адольфо можно доверять всецело — пока не завершится битва. А после нее…
Марина помолчала и произнесла:
— Думаю, отец правил весьма неверными способами. После битвы Монте-Асуль впервые узнает, что такое демократия, а не самозваная диктатура.
— Кажется, политическую обстановку ты изложила. Перейдем к делам военным. Каковы паши силы?
— Армия Адольфо сражается внутри страны, и о ней лучше всего мог бы рассказать он сам. Касательно моего отряда… Он полностью состоит из наемников. Таких, как ты, — засмеялась Марина. — Прости, Хэнк, я сморозила глупость. Таких, как ты, больше нет, и быть не может. Но под начало твое попадают французы, немцы, канадцы, кубинские эмигранты, несколько англичан и американцев. Все они ждут не дождутся, когда, наконец, прибудет главнокомандующий.
— А почему ты выбрала меня?
— Потому что покойный отец искренне считал тебя военным и диверсионным гением. И я согласна с этой оценкой.
— Что ты рассказала обо мне своим людям? — осведомился Фрост.
— Что ты очарователен, — улыбнулась Марина.
— Прекрасно. А еще?
— Все, что возможно рассказать без опаски. Служил во Вьетнаме, десантник, диверсант. Частный детектив. Культурный человек, умница. Воевал наемником в Родезии. В иных африканских странах. В Латинской Америке.
Марина лукаво скосила глаза:
— Также предупредила: ты не выносишь ночных тревог, ибо после заката занимаешься любовью. Со мною.
— Понимать, как прямое приглашение?
— Si. Да, конечно!
Фрост помолчал, пожал плечами: