Григорий вдруг припомнил слова Софии, что-то насчет политика и соглашения с врагом. Его потный лоб похолодел. Ласкарь встал.
– Мой государь, – хрипло произнес он. – Феон…
– К оружию! К оружию! Они идут! Они опять наступают!
Крики заглушили его предостережение. Люди вокруг хватались за оружие.
– Возвращайтесь на свое место, господин, а мы вернемся на свои, – распорядился Джустиниани, в последний раз вытирая все еще текущую кровь. – А ты иди на свое, Зоран.
Это верно. У каждого человека есть своя позиция. И он точно так же не может бежать сквозь толпы воинов к старому дворцу в надежде отыскать Феона, как Константин не может спешить туда на помощь защитникам. В этот день у каждого человека была своя судьба, на беду или на счастье. Григорий выпрямился.
– У меня закончились стрелы, Командир. Так что я вполне могу постоять рядом с вами.
Джустиниани улыбнулся:
– Хорошо. Тогда займи свое место. – Он оглядел Григория сверху донизу. – Но ради сладости Христовой, надень остальные доспехи. Ты выглядишь как башибузук.
Забили барабаны, зазвучали колокола и трубы. Григорий обернулся к бастиону и вздохнул. Веревка казалась сейчас непреодолимой; ему было тяжело просто поднять свое оружие.
– Эй, ты! Ты! Нико! – крикнул он.
Юноша, который помогал ему надеть доспехи, посмотрел вниз.
– Привяжи остальные мои доспехи к веревке. Спусти их мне.
Пока Григорий ждал, он смотрел на север. Небо чуть просветлело. Скоро рассвет. Но даже когда рассветет, он не сможет увидеть отсюда Малый Влахернский дворец и развевающийся над ним зеленый флаг Пророка.
– Феон? – пробормотал Григорий. – Брат?
–
– Хорошо. Я устал ждать.
Феон медленно, со стоном, поднялся с земли, стараясь не пользоваться левой рукой, висящей на повязке. Он потратил много времени, создавая впечатление сильной боли, и не хотел развеять его перед своим зорким младшим офицером. Кроме того, он не поднимал головы. Тик, который начался у левого глаза, перекашивал все лицо.