Грозный-Любимец 4.58,1; 7.10; 7.39,3 (Грозный – Любезная), бурый жеребец, р. 1877 г., завода Е.П. Пейч. Имел хорошую призовую карьеру, выиграл двадцать один приз на сумму 17 329 рублей, чего в то время мог достичь только первоклассный рысак. Он выиграл приз Дубовицкого, приз его величества и Большой Московский. Грозный-Любимец поступил в завод в 1886 году, в девятилетнем возрасте. Его отец Грозный завода Кученевых – первоклассный рысак, но по себе лошадь более чем посредственная. Мать Грозного-Любимца Любезная родилась в заводе Циммермана и имела в своей родословной дважды повторенное имя рыжего циммермановского Бычка, сына Бычка Шишкина.

Грозный-Любимец 4.58½ (Грозный – Любезная), р. 1877 г., бур. жер. зав. Ф.М. Циммермана, рекордист 1884 г.[27]

Грозный-Любимец был костист, глубок, но при этом прост. Его заводская деятельность была средней. Он дал семнадцать призовых лошадей, выигравших свыше 100 000 рублей, но из этой суммы на долю его сына Героя-Дня падает одна треть. Герой-Дня выиграл Дерби, но случайно. Внуки Грозного – Любимца были очень хороши, а его дочери оказались превосходными заводскими матками.

Фауст 5.11; 6.56; 7.53; 13.52½ (Летун – Форменная), серый жеребец, р. 1880 г., завода А.И. Загряжского. Состоял производителем у графа Г.И. Рибопьера и князя А.В. Мещерского. Это был неплохой по резвости жеребец, который выиграл тридцать четыре приза на сумму 12 218 рублей. У Рибопьера им пользовались мало, в заводе он не оставил никакого следа, пробыл недолго и был продан князю Мещерскому.

Рассматривая данные о том, как рос в первые годы завод Рибопьера, мы видим, что больше всего маток было куплено в 1878 и 1879 годах и к концу 1879-го можно было считать маточное гнездо завода сформированным. В 1886 году Рибопьер приобрел еще семь кобыл. Это последняя покупка заводского материала, сделанная графом. В дальнейшем он если и покупал кобыл, то лишь в виде исключения. За два года до своей смерти он купил двух дочерей моего Недотрога, которого очень ценил, но приплод от этих кобыл ему уже не суждено было увидеть.

Наибольшее количество заводских маток – десять – Г.И. Рибопьер купил в заводе Борисовских. Отсюда можно заключить, что граф был сторонником борисовских лошадей. Близкое соседство Гавриловского завода и Святых Гор также способствовало этой покупке. Борисовские кобылы вполне оправдали себя по приплоду. Баронесса и Червонная дали заводских производителей – Барона и Черногорца. Шарада, Разумная и Знобка оставили прямо-таки блестящий приплод. Дочь Шарады Защита дала у князя Кантакузена известную Славу 1.36,3 и 2.19½, Илью-Муромца 2.25,1 и других выдающихся лошадей. Разумная дала Расчёту, от которой в заводе Сухотина родилась известная Панцирная 1.36½ и 2.20¼. Знобка дала Змейку, премированную первой премией на Всероссийской выставке в Харькове в 1887 году, и Задорную-Любимицу, мать первоклассной кобылы Ласковой 1.33,3. Словом, борисовские кобылы оказались выдающимися заводскими матками и их кровь играла большую роль в Святых Горах.

Следующая по количеству группа заводских маток – шесть – была куплена у князя Барятинского. К сожалению, в свое время я не спросил графа, что побудило его купить кобыл в этом далеко не первоклассном заводе, но думаю, что, скорее всего, родство с Барятинским. Среди всех барятинских кобыл заслуживают внимания лишь две – Очаровательница и ее дочь Очаровательница 2-я. Старая Очаровательница была внучкой знаменитой болдаревской Чародейки, и драгоценнейшая кровь этой кобылы была, таким образом, приобретена для рибопьеровского завода. Очаровательница 2-я дала призовых Пороха, Отвагу, Отважную, Отменную и Орлиху. Три из них получили заводское назначение, и у Рибопьера до самых последних дней существования завода из этой семьи выходили известные призовые рысаки. Производитель завода Перепел был сыном Отваги.

У Добрынина граф купил Западню и Догоняиху. Эта покупка была менее удачна, чем предыдущие. Зато энгельгардтовские кобылы дали превосходный призовой приплод, а Борьба сразу создала первоклассную Бритву.

Едва ли не самой удачной была покупка кобыл в «Елецкой академии». Рибопьер поехал в имение своего приятеля Хрущова. К Хрущову собрались все его соседи, начались бесконечные разговоры по охоте, и граф должен был осмотреть заводы всей «Елецкой академии». Он побывал у Стаховича, обоих Красовских, Коротнева и Наумова. Граф мне рассказывал, как они его принимали, как умели показать товар лицом. Во время этой поездки Рибопьер купил пять кобыл. Он сумел выбрать таких заводских маток, которые впоследствии прославились на заводском поприще. Сделать удачный выбор было нелегко, ибо «елецкие академики» всячески стремились всучить богачу-графу то, что им было не нужно. Из этих кобыл лучшей оказалась Ядовитая. Она была приобретена у Коротнева, который в то время вел завод на половинных началах с В.А. Красовским. Ядовитая была дочерью знаменитой Булатной, два потомка которой – Лесок и Корешок – впоследствии прославились. Ядовитая дала графу трех выдающихся заводских маток, от которых потом был получен удивительно удачный приплод, а Ягода создала Плутарха. Шпилька дала графу Панциря, одного из лучших производителей в России.

Завод графа Г.И. Рибопьера с 1901 по 1912 год создал сто пятнадцать призовых лошадей, которые выиграли 564 337 рублей. Это ясно показывает, как быстро развивался завод. Общая резвость лошадей значительно возросла, увеличилось количество классных лошадей. За все время существования завода выведенные там лошади выиграли около миллиона рублей. Такой выигрыш выпадал на долю весьма немногих заводов в России, а потому следует считать, что граф Рибопьер как коннозаводчик призовых лошадей достиг самых блестящих результатов. Это тем более удивительно, что он почти не жил при заводе и никогда не вел дела в крупных размерах. Здесь не гнались за количеством лошадей, и потому состав маток колебался в течение двадцати – двадцати пяти лет между двадцатью пятью и тридцатью пятью кобылами. Рибопьер вел свой завод лично и безо всяких влияний, давлений, советов и указаний со стороны. Он был очень самостоятелен и, хотя любил поговорить и как бы посоветоваться о лошадях, действовал всегда по-своему. Успехом он был обязан себе самому.

Святые Горы – это название местности на правом берегу Северного Донца, в Изюмском уезде Харьковской губернии. Ближайший уездный город находится в тридцати верстах от имения. Местность эта историческая, свое название она получила от Святогорского Успенского мужского монастыря, который здесь расположен. Монастырь был основан в 1624 году и служил одним из оплотов во время набегов крымских татар. Снимки Святогорского монастыря были очень распространены и весьма известны. Меловые скалы, покрытые сосновым и дубовым лесом, извивающийся среди них Донец, белеющие здания отчасти высеченного в пещерах монастыря, поодаль возвышающийся потёмкинских времен дворец. Всё это было красиво и производило величественное впечатление. Богатый монастырь привлекал многих богомольцев и просто туристов, а потому вокруг монастыря вырос целый городок: лавки, кирпичные и известковые заводы, различные монастырские мастерские, образцовая ферма, школа, больница. Дважды в год здесь собиралась большая ярмарка. Помимо монастырской земли и наделов крестьян, вся остальная земля в этом живописном уголке Изюмского уезда принадлежала графу Рибопьеру. Я не знаю в точности, сколько было у него земли, но помню, что однажды в Москве, когда я обедал у графа, пришла телеграмма, что у него в Святых Горах горят леса. Я был очень удивлен, так как слышал прежде о лесных пожарах только на севере, и спросил Рибопьера, как велика площадь лесов в Святых Горах. Он ответил, что около тридцати тысяч десятин строевого леса, не считая молодых лесов, и добавил, что лесные пожары частенько приносят громадные убытки, но пока что борьба с ними затруднительна. Рибопьер был одним из богатейших помещиков не только в Харьковской губернии, но и вообще в России. Ему еще принадлежало громадное имение в Симбирской губернии и такое же имение в Кромском уезде Орловской губернии. Святые Горы перешли в собственность семьи Рибопьеров от Потёмкина, возвышение этой семьи началось со времен Екатерины. По одной версии, предок Рибопьера бежал из Франции во время революции, а по другой – он был якобы швейцарским уроженцем и состоял при дворе Екатерины в качестве ее парикмахера. Был очень красив, звали его Пьер. Якобы Екатерина часто ему говорила: “Ric beau Pierre”, что в переводе на русский язык означает: «Смейся, красивый Пётр». Эти три французских слова и составили фамилию Рибопьер. Весьма возможно, что это лишь анекдот, основанный на игре слов.

Оба раза, когда я посещал Святые Горы, графа там не было, а потому я и не побывал в знаменитом дворце. Конный завод находился при Студенке или Студенце – сельце верстах в восьми-десяти от главной усадьбы. Оба раза со станции я направлялся прямо на завод. Там была коннозаводская контора, службы, помещение для смотрителя, наездника и конюхов и конюшни. Насколько у Елисеева все эти здания были грандиозны, красивы, даже роскошны, настолько у Рибопьера все было просто, скромно и даже бедно. Но если посмотреть вдаль, там была видна громада рибопьеровского дворца, монастырь, сельскохозяйственная усадьба и другие постройки. Извивался, как бы не находя спокойного русла, Северный Донец, громадные меловые скалы нависали над ним; старинные леса под голубым, теплым украинским небом красиво отражались в его водах. Отражался в них и одиноко стоявший на крутом склоне горы потёмкинский дворец. Было что-то особенно привлекательное, отрадное, наполнявшее душу волнением в такой величественной картине. Венчал ее монастырь с церквами, яркими главами и позолоченными крестами.

Здания конного завода располагались на совершенно ровной площадке, занимавшей довольно высокое или, как говорил мне смотритель конного завода, бывший вахмистр гусарского полка, командное положение. Это было верно, отсюда открывался восхитительный вид. С трех сторон завод был окружен лесами, только четвертая сторона была безлесна. Все постройки, по-видимому, были возведены давно, не отличались роскошью, но были очень удобны и вполне отвечали своему назначению, за исключением, пожалуй, конюшни производителей. Две главные конюшни стояли параллельно одна другой и были соединены варками. Остальные конюшни находились тут же. Варков, на мой взгляд, при заводе имелось достаточно, но они были малы. Манеж был старый, с чересчур круто сделанным барьером. Денники в конюшне у производителей были очень малы, на что я тогда же обратил внимание. Здание коннозаводской конторы было новее и лучше. Тут же имелись две комнаты для приезжих.

Администрацию завода составляли смотритель, ветеринарный фельдшер и маточник, который до этого десять лет служил у Борисовских. Наездников при заводе было два. Коннозаводская контора была поставлена образцово: через нее граф сносился с заводом, присылал все свои распоряжения. Я видел, как безупречно велись там заводские книги. В конторе периодически составлялись описи завода. Всего таких описей было издано шесть, последняя – от 1 ноября 1900 года. Описи включали много интересных сведений о выигрыше заводских маток, жеребцов и приплода.

Порядки в рысистом заводе графа блестящими назвать было нельзя, равно как и постановку дела. Здесь все велось по-старинному и довольно рутинно. Если же были получены блестящие результаты, то лишь потому, что материал был исключительно хорош по качеству. В первый мой приезд были худы отъемыши, во второй – в полном беспорядке находились производители, так что завод велся очень неровно. Это вполне понятно: заводом управлял малоинтеллигентный человек. Лишь заводских маток в оба моих приезда я заставал в блестящем порядке, что всецело можно поставить в заслугу маточнику, который был не только очень опытным и дельным человеком, но и подлинным любителем рысистой лошади. Общее же впечатление, несмотря на те или другие дефекты, завод производил благоприятное.

Из заводских жеребцов мне больше других понравился Панцирь. В одной из своих статей я предсказал ему блестящую будущность – и не ошибся.

Панцирь (Павлин – Шпилька), вороной жеребец, р. 1890 г. Состоял производителем у князя П.И. Кантакузена и графа Г.И. Рибопьера. Судя по рекордам, Панцирь имел очень скромную беговую карьеру. Однако Георгий Иванович Рибопьер его всегда высоко ценил. Дети Панциря выиграли около 300 000 рублей, лучшими были Берегись 4.47,5, Весельчак 4.39,7, Панцирная 2.20,1, Панцирный 2.16, Парень 1.32,5, Силачка 1.37 и Слава 2.19½. В родословной Панциря значимы, собственно, два имени: его отца Павлина и деда Булатного. Панцирь по себе был очень хорош: он отличался высокими экстерьерными достоинствами и приближался по типу к старинным орловским рысакам.

Перепел (Петушок – Отвага), караковый жеребец, р. 1890 г. Выиграл без семи рублей 4000 и обладал несомненным классом. Дал пятнадцать призовых лошадей, выигравших довольно внушительную сумму. Лучшими были Вздорная 4.56, Небылица 2.27,5, Приём 2.23,2 и Проходимец. Его отец Петушок уже описан, а его мать Отвага была дочерью Павлина и Очаровательницы. Таким образом, Перепел совмещал в своей родословной имена двух лучших рибопьеровских производителей – Петушка и Павлина, а в прямой женской линии происходил от великой болдаревской Чародейки. Отличительной чертой родословной Перепела было обилие крови Горностая Шишкина. Сам Петушок имел инбридинг на Горностая, а бабка Перепела Очаровательница была внучкой Грозы, что от болдаревского Горностая. Таким образом, Перепел имел три течения Горностаевой крови.

Алтын 2.27½ (Аламан завода И.И. Воронцова-Дашкова – Бурливая), гнедой жеребец, р. 1894 г. Состоял производителем у Г.И. Рибопьера до самой смерти. Долгое время вместе с Панцирем был любимым производителем в заводе.

Мать Алтына Бурливая была случена с известным производителем Новотомниковского завода Аламаном. Аламан, выражаясь обобщенно, был результатом соединения крови Горностая с кровью Петушка, причем кровь Горностая доминировала. Матки завода Рибопьера имели немало той же крови. Вот почему заводская деятельность Алтына была очень удачна.