Прежде чем основать свой завод, Расторгуев три-четыре года охотился, мог присмотреться к рысистым лошадям. Он был знаком с некоторыми охотниками, а потому вошел в коннозаводское дело хотя и не опытным человеком, но и не новичком. Большое влияние имел на него Михаил Иванович Бутович, и впоследствии Расторгуев всегда с благодарностью вспоминал о нем. Это было время, когда Бутович безвыездно жил в Москве и еще не отрекся от мира. Убеленный сединами, глубоко знающий, опытный, очаровательный собеседник и добрейший человек, Михаил Иванович Бутович ежедневно бывал у Расторгуева и взял его под свое покровительство. По его указаниям и согласно его советам были куплены первые лошади и организован завод. От остальных рысистых заводов он отличается тем, что первоначальный состав лошадей оказался выдающимся и составил основание и ту базу, из которой впоследствии по женским линиям вышли все лучшие расторгуевские рысаки. Это говорит о том, что завод составлял глубокий, опытный и проницательный знаток. Все кобылы, за редким исключением, были куплены по указанию и выбору М.И. Бутовича. Обычно молодой, неопытный коннозаводчик накупал лошадей, почти всегда неудачно, и из них составлялось первоначальное ядро завода. Впоследствии, когда приходили знания и опыт, негодных лошадей обычно продавали и заменяли более подходящими. Иногда путем долгой заводской работы улучшали это первоначальное ядро. Расторгуев избег этих неудач: он обратился к М.И. Бутовичу и воспользовался его почти пятидесятилетним коннозаводским опытом и выдающимися познаниями в области призового дела. Я полагаю, что этот благоразумный поступок имел место потому, что Дмитрий Алексеевич, человек торговый, учел выгоду положения и не преминул этим воспользоваться. Уже будучи знаменитым коннозаводчиком, он нередко в кругу друзей и охотников называл себя учеником Михаила Ивановича Бутовича и говорил, что ему был обязан славой своего завода и своим успехом на коннозаводском поприще.

Посмотрим теперь, из каких элементов состоял первоначальный состав расторгуевского завода. Среди производителей завода был целый ряд жеребцов, купленных между 1887 и 1891 годами. После этого Расторгуев почти не покупал лошадей, а если такие покупки и были, то они носили случайный характер и сколько-нибудь серьезно на общей генеалогической картине завода отразиться не могли. У меня хранится том «Заводской книги русских рысаков», где напечатана опись завода Д.А. Расторгуева, и там есть пометки об отдельных лошадях, сделанные мною в свое время со слов Расторгуева. Оказывается, лужинский Ворон (Варвар – Красотка) и серый Кролик-Чародей (Кролик – Чародейка 2-я) были куплены вместе с усадьбой Тарыгово у Дунаева и употреблялись главным образом для случки с крестьянскими кобылами, хотя и покрыли первое время двух-трех рысистых маток. Мосоловский Быстрый был куплен непосредственно у П.П. Мосолова по выбору и совету Варли, который, как старый голохвастовский слуга, был поклонником Бычковой крови. Кряж-Быстрый, впоследствии создавший славу заводу Расторгуева, был куплен самим Дмитрием Алексеевичем у Малича. Капитал, Машистый, Серебряный и Удалой были приобретены по совету М.И. Бутовича; Чернец – по указанию А.Д. Чиркина, который очень им увлекался и впоследствии имел от него приплод в своем небольшом заводе. Относительно двух последних жеребцов, жихаревских Потешного и Рындёнка, у меня никаких пометок не сохранилось.

Таковы были производители, которых купил для завода Расторгуев, и замечательно, что ими или же их детьми Дмитрий Алексеевич пользовался в течение всей своей коннозаводской деятельности. Лучшим оказался, конечно, Кряж-Быстрый. Я никогда не видел Кряжа-Быстрого, а потому не могу его описать, однако приведу об этом жеребце некоторые данные со слов Расторгуева и Сахновского.

Кряж-Быстрый, по словам Расторгуева, был замечательной лошадью, несмотря на некоторые существенные недостатки. Я полагаю, что к нему Расторгуев был пристрастен. Более беспристрастную оценку Кряжу-Быстрому сделал Сахновский, хорошо знавший эту лошадь, ибо она родилась в заводе Шибаева. По словам Сахновского, Кряж-Быстрый был растянут и сыр. Происхождение этой лошади со стороны матери меня никогда не удовлетворяло. Как производитель жеребец был исключительной величиной. Дети Кряжа-Быстрого выиграли 535 418 рублей. Всего от него бежало 78 лошадей, среди них Будимир 4.37, Лирин 4.44,5, Леший 4.36,3, Молодой-Кряж 2.17,5 и Пекин 4.39,6, то есть лошади выдающегося класса. Кряж-Быстрый дал также ряд замечательных кобыл: Земфиру 2.23,3, Лезгинку 2.26,1, Марсельезу 2.27, Радость 2.27 и Сирену 2.22,5. Дети Кряжа-Быстрого имели длинные, низкие хода, предпочитали большие дистанции и были иногда склонны к неправильному ходу.

Будимир 2.18 (Кряж-Быстрый – Баталия), р. 1907 г., вор. жер. зав. Д.А. Расторгуева. Принадлежал Зимину. Держит лошадь В.В. Соколов

Из остальных производителей расторгуевского завода наиболее интересным был старик Серебряный. Его купили у Шибаева. Это была исключительная по красоте и породности лошадь, высокого, поистине аристократического происхождения. Имеющийся у меня портрет этого жеребца кисти барона Клодта дает о нем полное представление. Расторгуев и Сахновский сходились в оценке этой лошади, называя Серебряного «патентованным красавцем». Более подробно писать о Серебряном не стану, так как я уже говорил о нем.

Быстрый, к огорчению Варли, не оправдал возлагавшихся на него надежд. Он не создал ни одной первоклассной лошади, но, как это часто бывало в линии Бычка, давал приплод ровного класса. Его дочери, за исключением одной, не сыграли никакой роли в заводе Расторгуева. По себе Быстрый был хорош: в темно-серой, стальной рубашке, с хорошей спиной, сухой и породный.

Замечательной лошадью был Удалой. Когда я расспрашивал о нем, Дмитрий Алексеевич мне сказал: «Не умел я ценить эту замечательную лошадь, мало слушал советов Михаила Ивановича. От Удалого можно было отвести рекордистов. Спохватился я, да поздно!» М.И. Бутович не только купил Расторгуеву Удалого, он настаивал на том, что это будет замечательный производитель. Слова этого знатока оправдались блестяще: Удалой дал Мраморного. Расторгуев мне говорил, что Удалой был идеальной красоты и очень напоминал своего отца Добряка (завода графа И.И. Воронцова-Дашкова), состоявшего производителем у князя Б.А. Черкасского и давшего у него столько выдающихся лошадей. Добряк был сыном знаменитого соллогубовского Добродея. Таким образом, Удалой принадлежал к серым Полканам и был типичным представителем этого дома. Один охотник, видевший Удалого в 1887 году, написал о нем в «Журнале коннозаводства»: «Сам же Удалой наряден, отличается сухой (арабской) головой, веселым глазом, красивым выростом шеи, правильными контурами, гармонией частей, здоровыми конечностями, свободным плечом и энергичными аллюрами. Сила мускульная и цепкость движений, капитальный склад и легкость составляют в нем ту близкую к идеалу амальгаму, которую совместил в себе настоящий рысак. Побольше бы таких лошадей!» Я видел портрет Удалого кисти Чиркина. Судя по нему, Удалой был лошадью изумительной красоты. Его заводская деятельность протекала при неблагоприятных условиях: во-первых, в Тарыгове, а не в Стебаеве; во-вторых, когда завод только начал разворачиваться и Расторгуев был неопытным коннозаводчиком. Удалой имел очень ограниченное число маток и тем не менее создал одну из классных лошадей своего времени – Мраморного 2.23,1, а также Ермака 5.02½, Моряка 5.02,3 и других. Мраморный, как и его отец Удалой, был удивительной красоты. С конюшни Коноплина он был продан в город за 3500 рублей – цена по тем временам исключительная. В городе он ходил чуть ли не до 18 лет. Приехав однажды в Москву, княжна А.С. Голицына случайно увидела Мраморного в запряжке и взяла его на год в аренду. У нее в заводе родилась от Мраморного Не-Измени 2.14, после чего Мраморный вновь вернулся к своему владельцу, городскому охотнику.

Кроме портрета Удалого, существуют портреты его отца Добряка и деда Добродея. Таким образом, в этой линии иконография представлена тремя поколениями, что важно с точки зрения познания форм серых Полканов. Портрет Удалого, принадлежавший Расторгуеву, после революции продавался на Сухаревке за три миллиона. Когда мне об этом сказали, я поспешил туда, но портрет был уже продан.

Добряк (Добродей, р. 1850 г. – Добрая), р. 1862 г., зав. гр. И.И. Воронцова-Дашкова[30]

Описывая генеалогический состав первоначального маточного ядра расторгуевского завода, я буду краток. Подробные сведения об этом заводе могут быть найдены в «Заводской книге русских рысаков». Я ограничусь тем, что упомяну, как была произведена покупка этих маток, и не стану говорить об отдельных кобылах.

М.И. Бутович собрал этот завод и без труда убедил молодого коннозаводчика, что, дабы в дальнейшем был известный тип и хоть часть проверенных по заводской деятельности кобыл, необходимо купить значительную группу маток в одном заводе. Расторгуев согласился, и Бутович купил у Шибаева Серебряного и 15 заводских маток. Это были кобылы проверенные и довольно однородные. Вот их имена: Бомба, Бедовая, Дивная, Зацепа, Ласточка, Ловушка, Мечта, Плутовка, Потешная, Праща, Разгара, Рысь, Самка, Селитра и Сирена. Таким образом, расторгуевский завод взял свое начало от шибаевского и был первое время как бы только отраслью его. Словом, Сахновский наделил молодого охотника заводским материалом и совместно с М.И. Бутовичем отобрал ему такое гнездо кобыл, из которого впоследствии вышли многие знаменитые лошади расторгуевского завода. Напомню, что через 17 лет после этого еще один представитель фамилии Бутовичей обратился к маститому старцу Сахновскому при реформировании своего завода и получил от него трех заводских маток с кобылой Кашей во главе. Каша стала родоначальницей нового завода. Читатель догадался, что речь идет о заводе автора этих строк…

Вторая, менее значительная, группа кобыл была куплена у И.К. Дарагана в Тульской губернии. На этот завод Расторгуев ездил вместе с М.И. Бутовичем, и они купили Лань, Победу, Занозу и тулиновских Битву и Дельную. Покупка оказалась тоже удачной: эти кобылы принесли немалую пользу расторгуевскому заводу и, что самое важное, создали призовых рысаков, а в те времена создать их было нелегко.

Самой поздней и удивительной по смелости покупкой гнезда маток стало приобретение пяти кобыл в никому не известном тогда заводе ефремовского помещика Новокшенова. Покупка эта вызвала в Москве много разговоров, но результаты оказалась блестящими.

Вот как рассказывал мне об этом эпизоде Дмитрий Алексеевич:

«Однажды приехал ко мне Михаил Иванович и в разговоре упомянул, что на другой день уезжает к Свечину, в его ефремовское имение на Ситову Мечу. Там будет большая охота, потом осмотр завода и соберется много гостей. В то время я, как начинающий коннозаводчик, был жаден до лошадей, а потому и говорю: “Если что подойдет, не забывайте меня и купите кобылку!” – “Что вы, – отвечал Михаил Иванович, – стану я вам покупать разную дрянь. Там нет первоклассного материала”. На этом мы расстались.

Дня через три-четыре получаю телеграмму: “Высылайте 1500 руб. приемщика купил пять кобыл у Новокшенова. Бутович”. Прочел я эту телеграмму, и зло меня взяло! Вот, думаю, барин всегда останется барином. Мол, зачем купил пять кобыл, да еще и в неизвестном заводе, просто зря бросил деньги и придется их здесь продать на конной. Не иначе как увлекся Михаил Иванович по своей широкой натуре, а натура у него была действительно широкая, и прожил он на своем веку миллионы! Однако делать нечего, обидеть нельзя, и я перевел деньги и послал за кобылами.

Дня через два приезжает сам Бутович и прямо с вокзала ко мне: “Ну, Дмитрий Алексеевич, купил вам пять кобыл. Будете довольны: завод хоть неизвестный, а крови призовые, да и по себе хороши. Жалеть не будете”. Делать нечего, я поблагодарил, хотя и высказал Бутовичу, что он, когда ехал, не хотел и одной кобылы покупать, а тут вдруг купил целый табун. Засмеялся Михаил Иванович и говорит: “Приехали мы с охотой в Турдей, а там у местного помещика Новокшенова завод, небольшой, да хороший. Посмотрели мы лошадей на выводке, я вам и отобрал, да не одну, а целых пять. Будете благодарить. Завод неизвестный, а лошади хорошие”. Да еще в заключение прочел мне нравоучение за мои же денежки – мол, никогда не преклоняйтесь перед фирмой, а только перед лошадью. Что толку, что лошадь тулиновская, если нехороша?

Кобылки оказались действительно интересные, а одна из них, Лихая-Люба, дала мне Лешего 4.36, резвейшую лошадь моего завода».

Этот рассказ Расторгуев обычно заканчивал так: «Вот когда Михаил Иванович доказали, что они истинный знаток!»