Вспоминая рассказ архитектора об этом периоде проектирования, его сын Борис Миронович писал: «Здесь уже находились разнообразные чертежные инструменты, кисти, краски, планшеты, подрамники, геоподоснова территории санатория и, что особенно его удивило, большой чемодан с одеждой — все, что необходимо в быту, и все, включая кожаный портфель, только зарубежных фирм, причем совершенно новое. В полном одиночестве началось проектирование, в результате чего во всем необходимом объеме было выполнено проектное задание, включающее не только планы и фасады, но и вертикальную планировку, конструкции, внешние сети и множество исполненных акварелью перспектив генплана, общих видов и интерьеров будущего санатория. Во время работы отца довольно вежливо спрашивали, когда будет закончена работа, а после ее окончания все материалы были немедленно увезены».
Заканчивался 1949 год. Несколько дней архитектор был без работы. Без нее он всегда тосковал. К счастью, у него остались все принадлежности для рисования и черчения. Он решил развлечься рисованием. На ватмане, как живая, расцвела нежная алая роза. Она казалась только что срезанной с куста, чудилось ее благоухание. Наслаждаясь прелестным созданием, художник не замечал, что из-за его плеча любуется рисунком неслышно подошедший полковник.
— Грустите по Сочи? Скоро туда поедете. А сейчас оденьтесь поприличнее. Вас ожидает министр, — приятным голосом сообщил он.
Мержанов вновь очутился в кабинете Абакумова. За длинным столом сидела коллегия министерства. Абакумов на этот раз был в военной форме генерал-полковника. Архитектор увидел развешенные на стене проекты санатория, принадлежащие различным авторам, и понял, что участвовал в неведомом ему конкурсе. Но его проекта не было.
— Дайте оценку этим проектам, Мирон Иванович, — сказал Абакумов.
Так Мержанов неожиданно оказался в роли члена жюри. Как честный, принципиальный человек, он профессионально рецензировал первый, второй проект, акцентируя их достоинства. Министр прервал его:
— О том, что вы скромный человек, мы уже слышали, а сейчас убедились в этом. Мы уже решили — будем строить по вашему проекту.
Только в это время архитектор заметил лежащие перед министром свои чертежи и бумаги. На одном чертеже Абакумов размашисто расписался.
Этот проект как память о талантливом зодчем, о истории здравницы, о министре государственной безопасности Викторе Семеновиче Абакумове хранится в архиве санатория имени Ф. Э. Дзержинского.
Рабочее проектирование санатория осуществлялось в режимном конструкторском бюро хозяйственного управления МГБ СССР, в подмосковном Марфино. Мержанов как руководитель проектно-конструкторской группы вновь получил допуск к государственным секретам. В его группу входили видные архитекторы Г. В. Макаревич, Лауреат Сталинской премии Е. В. Рыбицкий, Г. Д. Борисов, А. Д. Вышинский, который, как и Мержанов, являлся политзаключенным, главный конструктор центральной проектной конторы П. А. Дудаев. Министр решил привлечь к работе, в помощь Мержанову, авторитетных специалистов, побаиваясь возможной неудачи в проектировании и строительстве и гнева в этом случае Сталина. Ведь архитектор обвинялся во многих политических грехах. Кроме того, проектирование и строительство планировалось провести в короткий срок.
Для решения возникавших в ходе работы вопросов Мержанов несколько раз выезжал в Сочи. В один из приездов туда он организовал комиссию для учета на площади будущего санатория растительности. Все деревья были опоясаны досками. Уничтожать или пересаживать их можно было только с согласия комиссии и лично архитектора.
В конце сентября 1950 года он прибыл в Сочи на продолжительное время. Для работы и жилья ему выделили три комнаты «Голландки». Рядом в двух комнатах расположились два охранника в штатской одежде, при необходимости выдающих себя за электриков или сантехников. Строители вскоре все-таки узнали их истинные обязанности и не общались с ними. На даче был установлен аппарат «ВЧ» — правительственной связи, у которого дежурили по очереди офицеры, инженерно-технический персонал из военнослужащих. Перед приездом Мержанова отдыхающих из «Голландки» переселили на дачи «Явейную», «Головинку», «дачу Трапезникова». Туда же определили и приехавших из Марфино архитекторов и конструктора. А. Д. Вышинский остался в заключении.
Общаться с главным архитектором строительства его сослуживцам позволялось лишь по работе, но они нашли возможность разговаривать с ним и на неслужебные темы, без конвоира. Предоставил ее инженер-подполковник Виктор Яковлевич Тарараев, начальник проектно-сметного отдела, в помещении которого и велись несанкционированные беседы, не вызывавшие подозрения у конвоиров. В отдел поступало большое количество чертежей, которые автору проекта надо было проверить, произвести их экспертизу, откорректировать и подготовить к производству работ. Он имел право контролировать исполнителей и требовать от них производства работ в строгом соответствии с утвержденным проектом. Под его руководством была произведена привязка зданий к местности. Возле него всегда были люди, и не все умели молчать…
Закипела работа на всем участке.
Перед планеркой в семь часов утра (нередко и в воскресные дни) на строительной площадке появлялись Мержанов и начальник строительства гвардии инженер-полковник Федор Александрович Новиков. За ними неотступно следовали два конвоира. Это раздражало Новикова, и он добился, чтобы в его присутствии конвоиры не появлялись.
После планерки Мержанову предоставлялась возможность решать задачи самостоятельно.
Архитектор переходил с участка на участок, разговаривал с прорабами, строймастерами, рабочими-воинами. Заметив, что не все солдаты имеют профессиональную сноровку, не только усилил свой авторский контроль, но и сам стал учить их: брал в руки мастерок, клал кирпич к кирпичу «в пресык», «в притык», «тычком», «в прогон». И быстро прослыл искусным специалистом по камню. Как бы играючи, зубилом и кувалдой придавал известняку выразительную форму, изображенную на акварели. Эта работа архитектора воплотилась в отделку цоколей корпусов. Не оставлял он без внимания и мастеров, художников по лепным украшениям и орнаменту. Многие орнаменты на стенах лоджий тоже выполнены его рукой. Мержанов был архитектором в широком смысле слова.
Ветераны-строители санатория, ставшие жителями Сочи, Н. Д. Черепков, П. И. Сторож, В. Е. Шашков, И. М. Фойгель и многие другие не забыли неутомимого, вездесущего Мержанова. По свидетельству Василия Егоровича Шашкова, архитектор хорошо знал конструктивные части зданий и предлагал оригинальные способы устранения различных неполадок. Например, в цокольном этаже одного из корпусов (еще в начальной стадии строительства) стали появляться грунтовые воды. Специалисты никак не могли придумать, как надежно и дешево избавиться от них. Строительные работы задерживались. Мержанов сделал эскиз внутреннего дренажа. После внедрения этого устройства воды не стало.
Вспомнил Шашков и такой эпизод: «Мирон Иванович принес Тарараеву чертежи главного корпуса, вычерченные на восковке, просил для ускорения скопировать и размножить их. Виктор Яковлевич тут же передал их мне. Работа была выполнена быстро, так как меня вдохновляло то, что приходится работать с талантливым мастером, у которого многому можно научиться. Мержанов поблагодарил за работу и сказал в мой адрес: „Ведь вы можете больше, чем делаете“». Эти слова вспоминались Шашкову, когда его курсовые проекты по архитектуре оценивались в заочном инженерно-строительном институте как показательные. Он считает, что своими успехами в учебе и работе обязан наставничеству Мирона Ивановича.
Мержанов восхищался трудолюбием и талантом Глеба Васильевича Макаревича. О нем не раз говорил: «Глебушка далеко пойдет». Предвидение сбылось. Г. В. Макаревич стал выдающимся архитектором. С его именем связаны Дворец Съездов, международная выставка 1964 года в Москве, там же комплекс проспекта Калинина, реставрация Кремля, новая планировка центра Москвы.