Об условиях, в которых отбывал наказание Шпеер, я знаю не понаслышке: как офицер Советской контрольной комиссии в Германии посещал межсоюзную тюрьму Шпандау в английском секторе оккупации Берлина. Шпеер и другие нацистские преступники находились в одиночных камерах с необходимым санитарным оборудованием, кроватями с чистым постельным бельем, письменным столом с канцелярскими принадлежностями, имели шахматы и книги из большой тюремной библиотеки.
Баландой там и не пахло. Норма питания заранее была определена союзниками. Кроме положенного продовольствия, подавались деликатесы по праздникам, а Рождество не обходилось без порции индейки.
Еженедельно заключенные проходили медосмотры, взвешивались. В случае необходимости делались и операции. Одиночные камеры не являлись полной изоляцией заключенных. Они общались друг с другом в бане, в прачечной, на прогулках в малом дворе, где приемник Гитлера адмирал Карл Дениц делал сложный комплекс гимнастических упражнений и бегал. Подолгу могли общаться заключенные и на большом дворе, где усердно и любовно выращивали фруктовый сад.
Дениц написал в камере большую книгу «Десять лет и двадцать дней», а Альберт Шпеер — «Воспоминания», которые после его освобождения были изданы в Советском Союзе на русском языке.
Что существуют такие условия наказания, Мержанов не мог и предположить.
Впервые за долгие годы Мержанов ехал не в зековском вагоне с зарешеченными окнами и конвоирами МВД, а в купейном. И теперь с ним были конвоиры, но из охраны МГБ и не с карабинами, а с пистолетами в спецкабурах под пиджаками. Пассажирам-попутчикам они представились мастерами стройки в Сочи. Осужденный же обрел свою профессию и, как прежде, дал подписку о неразглашении назначения чертежей, объектов гражданской обороны. Выглядел он вполне респектабельно: в ладно сшитом сером костюме, красивой сорочке, хороших ботинках. У него и его сопровождающих были новые модные портфели и чемоданы с одеждой, с принадлежностями для рисования и черчения. В общем, легенда спецслужбы, нужная для выполнения секретного задания, ни у кого из случайных попутчиков архитектора не вызвала сомнения.
Обдумывая в Москве проект санатория, Мержанов решил разрабатывать его по типу военной здравницы, имеющей элементы конструктивизма и находящейся в гармонии с растительной средой и чарующим Черным морем.
Конструктивизм еще не изжил себя и не лишился своих приверженцев. Интересно, что относящийся к нему вначале с предубеждением знаменитый французский зодчий Ле Корбюзье после знакомства в Москве с работами русских мастеров, выполненными в этом стиле, изменил к нему отношение. «Конструктивизм, самое название которого выражает революционный настрой, в действительности несет в себе напряженный лиризм, способный вырваться за собственные пределы и раскрыть пламенную восторженность этих людей перед будущим», — писал он и в духе «пламенной восторженности», спроектировал, работая в Москве, дом Центрсоюза, который позднее получил неофициальное название «Дом Корбюзье». Но подобное здание едва ли было бы уместным в зеленом мире сочинских субтропиков. И чем ближе подъезжал Мержанов к Сочи, тем больше сомневался в своем решении: возникавшие в памяти прекрасные творения Джакомо Кваренги заслоняли собой архитектурные новации последних лет.
Начиная от Туапсе, он не отрывался от окна: море не отпускало его. Поезд шел вдоль кромки берега. В это раннее прохладное утро пляжи были безлюдны. Лишь важные чайки неторопливо вышагивали по влажному песку, да лениво накатывали на него волны прибоя. Однообразный, казалось бы, пейзаж, но, тем не менее, благодаря ему Мержанов впервые за время своей несвободы ощутил единение с природой, хотя и пребывал в замкнутом, охраняемом пространстве купе. Он не выходил в коридор, чтобы не тревожить своих конвоиров, а, если бы вышел, то увидел бы в окно горы, любимые горы Кавказа.
Лазаревское воскресило в его памяти аулы с милыми душевными обитателями — бывшими разнорабочими, которые строили военный санаторий. Русские, украинцы, армяне, греки, адыгейцы заселили Лазаревское взморье и зажили как дружные братья. Умиротворяющая природа, честный труд взрастили этих людей добродушными, приветливыми, искренними. Они хорошо, старательно работали и отдыхали увлеченно, весело на виду друг у друга. Главный архитектор ЦИК не раз был у них в гостях. Не обилие столов, не вкуснейшие вина прельщали его, влекли интересные застольные беседы, самобытная даровитость их танцев, пения, игры на музыкальных инструментах.
Поезд приближался к Сочи. Мержанова охватило волнение: неужели через несколько минут он, как прежде, увидит этот прекрасный город, пройдет по его красивейшим улицам, по накрытому шатром платанов Курортному проспекту, поднимется на «Батарейку», близлежащий горный хребет, являющейся самой высокой точкой города. Он знал, что «Батарейкой» хребет назван потому, что в конце XIX века на нем размещалась артиллерийская батарея. Часто бывая в Сочи, Мержанов изучил не только своеобразную архитектуру курортного города, но и его историю и мог вполне заменить любого из местных экскурсоводов. В его памяти сохранилась дата — 21 апреля 1838 года — день, когда генерал-майор А. М. Симбирцев заложил на Черноморском побережье форт, не подозревая, что на месте этого неказистого укрепления когда-нибудь вырастет город с постройками в модном европейском стиле. Не подозревали об этом и немногочисленные жители Даховского посада, заменившего форт. Сочи стало называться поселение только в 1896 году, когда уже вовсю развернулось в нем строительство, когда тысячи людей, и очень богатые среди них, устремились на побережье, чтобы осваивать приморские субтропические земли. Помнил архитектор и то, что 14 июня 1909 года — день становления Сочинского курорта, когда московский коммерсант А. Г. Тернопольский завершил строительство комплекса, получившего название «Кавказская Ривьера». Не забыл он и имен зодчих, возводивших в Сочи дома для богачей. Впрочем, еще в детстве он решил, что архитектура здания принадлежит не только хозяину: она предмет всенародного любования. Мержанов любил бывать в Сочинском дендрарии, старожилы еще помнили имя его основателя, Сергей Николаевич Худеков.
«Удастся ли мне побывать в этих прекрасных местах?» — подумал он, возвращаясь к действительности с вооруженными конвоирами и неизвестно с какими ожидающими его в городе ограничениями.
Поезд прибыл на станцию Сочи к первой платформе. На месте остановки шестого вагона Мержанова и его охрану ожидали заместитель заведующего отделом по делам строительства и архитектуры горисполкома и сотрудник местного отдела МГБ. Они усадили прибывших в машину «Победа», сами сели в другую и поехали впереди них до гостиницы, в ресторане которой был готов завтрак. Прием мало отличался от того, к какому Мержанов раньше привык в Сочи. Однако в гостинице приезжих не оставили.
Архитектора с его личной охраной поместили в двухэтажной даче из красного кирпича с островерхой черепичной крышей. За сходство со зданиями, построенными в готическом стиле, она получила название «Голландка». В тридцатые годы в ней отдыхал нарком внутренних дел Г. Г. Ягода, где, по воспоминаниям старых чекистов, и был арестован. С началом строительства санатория в ней поместили подразделение Северо-Кавказского военного строительного отдела войск МГБ СССР. Здесь Мержанову предстояло жить и трудиться под неусыпным оком охраны сначала десять дней, а при следующем приезде — более года. Позднее, согласно его проекту, дачу разберут, а ее добротный красный кирпич измельчат и используют для покрытия дорожек.
Действительно, как подсказало архитектору воображение, отведенный под строительство санатория участок был продолжением дивного парка «Ривьера», но в нетронутом, запущенном состоянии. И удивительно было видеть по соседству с обычными дикими деревьями заморские экзоты, подобные тем, что росли в знаменитом дендрарии Худекова. «Не иначе как перекочевали», — с улыбкой подумал Мержанов. Открывшийся перед ним сказочный ландшафт окрылил его. В поросшем непроходимыми чащобами склоне, в оврагах-логовищах, где тоскливо выли шакалы, он увидел благодатную заготовку для своего будущего творения, почувствовал благосклонность судьбы и прилив сил. Он больше не сомневался, что поступил правильно, согласившись сделать проект: именно ему суждено создать на этой земле чудо архитектуры во славу победоносной эпохи, во славу человека — гуманиста и творца.
Исполнять свои архитектурные замыслы Мержанов решил в стиле классицизма.
Для оси застройки он выбрал хребет склона. Предугадав участь ближайших строений, дач, не счел необходимым связывать с ними планируемый ансамбль. В дальнейшем судьба их сложилась так. Дача «Явейная», расположенная слева от спуска к морю, в 1953 году была передана санаторию Совета Министров СССР (ныне это санаторий «Сочи»). Дача «Голландка», находящаяся в центре строительной площадки, служила штабом стройки и была разобрана в 1953 году. Дача «Трапезникова», расположенная справа от спуска к морю, была передана санаторию «Заполярье» вместе с частью земельного участка, и в настоящее время в ней находится корпус № 2 санатория. Мержанову она была памятна тем, что там отдыхал его прежний начальник М. И. Калинин.
Обследуя место будущей стройки, Мержанов обнаружил погрешности в геодезической съемке, и для их устранения сам обошел участок с нивелиром, теодолитом, тахеометром, перенес показания репера (знак, указывающий высоту над уровнем океана) на ближайшее строение. А под его кистью художника зарождались на ватмане красавцы-кипарисы, роскошные пальмы, вечнозеленые кустарники, над ними устремлялись вверх контуры будущего дворца. Наброски дворцов были разными, и архитектору предстояло сделать свой судьбоносный выбор. А пока он попросил командование военно-строительного отдела сберечь всю растительность и заторопился назад, в тюрьму, чтобы там в уединении работать, работать, переносить на бумагу увиденное, воображаемое.
Абакумов для его работы создал благоприятные условия в Сухановской тюрьме, названной заключенными Шарашкой. Там же в это время содержался Александр Солженицын, который заметил Мержанова и упомянул его в книге «В круге первом». Архитектор же среди серой массы заключенных не мог выделить ничем не примечательную и незнакомую фигуру будущего известного писателя.
Мирону Ивановичу отвели две соединенные между собой камеры, меблировали их.