Положение обязывало его быть трезвым человеком, не смущать трудовой народ дорогими костюмами. Мержанов видел Сталина в служебном кабинете, на дачах в неизменно одной одежде — во френче цвета хаки с отложным воротником, в заправленных в сапоги брюках и как-то задался вопросом: «Неужели носит это бессменно?» И тут же решил: «Это его партийная форма, которая, конечно, периодически меняется на точно такую же». Костюм был всегда свежим, отглаженным. Как ни пытался Мержанов представить вождя в другой одежде, в пиджачной паре или тройке, какую носил Ленин, с белоснежной рубашкой и галстуком, сделать этого не мог, как не мог и вообразить его в пижаме или халате, в тапочках-шлепанцах.
Неизвестно, интересовался ли Сталин личной жизнью архитектора, его занятиями вне работы, его дружескими связями, но обращался к нему не только по поводу строительства своих дач.
По установившемуся порядку, Мержанов сдавал лично ему и эту дачу. Сталин внимательно осмотрел ее и тихо произнес: «Спасибо». Подойдя к гаражу, удивился, как оказалась в нем его машина при таком сложном рельефе местности. Мержанов объяснил, что специально проинструктировал шофера, как маневрировать автомобилем, въезжая в гараж и выезжая из него. «А у вас есть машина?» — спросил Сталин. И только архитектор хотел сказать: «У меня и велосипеда нет», как сопровождавший их Поскребышев быстро произнес: «Есть, есть, товарищ Сталин!» Мирон Иванович не понял этой не отвечающей истине реплики, но поправлять Поскребышева не стал. Только на торжестве новоселья открылся ее смысл: вождь подарил архитектору лучший в то время отечественный автомобиль и вручил памятное удостоверение к подарку с подписью «И. Сталин».
Мирон Иванович был отличным наездником, а машиной управлял неважно, поэтому нередко его останавливали инспекторы ОРУДа, а потом ГАИ. Но как только незадачливый автомобилист предъявлял удостоверение, подписанное Сталиным, страж уличного движения прощал ему ошибку и вытягивался перед ним, как перед самим вождем. Об этом Мирон Иванович любил с юмором рассказывать до конца жизни.
Памятно было Мирону Ивановичу и новоселье на даче у Холодной речки. Дача была спроектирована и построена для вождя в 1935 году вблизи Гагры. Как и ранее, во время застолья Сталин поблагодарил архитектора и поднял бокал в его честь. Внимание вождя к Мержанову явно не понравилось Берии, его глаза ревниво и недружелюбно сверкали через пенсне в сторону архитектора. Улучив момент, когда тот отвернулся, Берия налил в его бокал так называемого «ерша» — смесь из разных напитков, желая, чтобы архитектор опьянел и скомпрометировал себя перед вождем. Сталин заметил манипуляции Берии и посоветовал Мержанову переменить бокал, а затем порекомендовал ему свой рецепт крепкой настойки, который тут же и записал на белоснежной накрахмаленной салфетке: в бутылку водки опустить стручок горького красного перца, три зубчика чеснока и настаивать их не менее трех дней. Мержанов с благодарностью принял рецепт и хранил салфетку, как драгоценную реликвию. Вначале в семье Мержановых эта настойка называлась «Сталинкой», а теперь зовется «Мержановкой».
Во время одной из встреч Мержанова с вождем (в том же 1935 году) последний обмолвился, что хорошо было бы создать специальный нагрудный знак для Героев Советского Союза. Как известно, к этому времени такое звание было уже введено, и первым Героям вручался орден Ленина. Но поскольку людей, носящих это звание, становилось все больше и больше, «отличительный знак» стал насущной необходимостью. Сталин сам сказал, что наиболее подходящим для этого звания символом должна быть золотая звезда. Но вот какой она будет по форме, пропорциям, как она станет сочетаться с колодкой, либо колодки вообще не будет, — все эти профессиональные вопросы предстояло решать архитектору.
Читателям, должно быть, небезынтересно узнать о том, что в одном из первоначальных вариантов, разработанных Мержановым, золотая звезда вкомпонована в круглый лавровый венок. Была мысль сделать звезду с фрагментом Кремлевской стены и Мавзолеем Ленина. В конце концов Сталин из всех выбрал самую простую звезду — «без излишеств». Она должна была крепиться к одежде с помощью опять-таки простейшей колодки из красной муаровой ленты, также представленной Мержановым в числе нескольких различных вариантов. Так на свет появилась Золотая Звезда, которую сегодня, как бы «по наследству», носят уже Герои России.
Интересно и то, что Сталин, в целом оставшись удовлетворенным работой архитектора, выразил некоторые сомнения по вопросу натуральной величины Золотой Звезды. Ему показалось, что медаль слишком мала, и это сомнение тут же было высказано в присутствии автора. Тем не менее, все Герои Советского Союза стали носить Золотые Звезды именно такого размера, который предложил Мирон Иванович.
В 1939 году Сталин поручил Мержанову разработать эскиз медали «Серп и Молот» специально для учреждаемого звания Героя Социалистического Труда. Сравнивая будущую медаль с уже «апробированной» Золотой Звездой, Сталин сказал: «Вам предстоит непростая задача — сделать что-то подобное, но в то же время что-то новое». Мержанов принялся за работу и, как в первый раз, предложил на выбор несколько вариантов. Но лишь через несколько месяцев его вызвали к Сталину.
Явившись в приемную, Мирон Иванович застыл от изумления. Здесь прогуливались около десятка мужчин и женщин: военный инженер и колхозник, рабочий и седовласый ученый, моряк, «пожилая учительница». На груди у всех сияли золотые медали «Серп и Молот», двух размеров: у некоторых — запроектированной величины, а у некоторых — чуть больше. Мирон Иванович тихо спросил у Поскребышева, помощника Сталина, почему здесь Герои Социалистического Труда, когда звания такого еще нет. «Это не Герои — это артисты, — улыбнулся Поскребышев. — Товарищ Сталин хочет посмотреть на модели наград». В это время звякнул сигнал одного из телефонов. Поскребышев прошел к Сталину и, быстро вернувшись, пригласил Мирона Ивановича войти. Сталин поздоровался с ним и весьма хмуро сказал: «Сейчас мы посмотрим на ваши звезды», — и попросил пригласить артистов.
Тепло поздоровавшись с вошедшими, Сталин сказал им, что до утверждения новых знаков отличия они с архитектором хотят посмотреть, как это будет выглядеть на реальных людях. После этого он довольно долго и молча разглядывал каждого в отдельности и те живописные группы, которые образовали артисты, подходил ближе, отходил в глубь кабинета и, внезапно обернувшись, снова подходил. Поблагодарив артистов, Сталин сказал, что они свободны, и, когда Мирон Иванович пошел вместе с ними к дверям, сделал знак, чтобы он задержался. Сталин молча ходил по кабинету. Мирон Иванович стоял в ожидании… «Ваш размер правильный», — только и сказал Сталин, поблагодарив Мирона Ивановича, и стал прощаться с ним.
Медаль Золотая Звезда была учреждена Президиумом Верховного Совета СССР 1 августа 1939 года, Золотая медаль «Серп и Молот» — 22 мая 1940 года.
Знаменательным событием в творчестве Мержанова является проектирование и строительство зала заседания Верховного Совета СССР. Вот что рассказывает об этом в статье «Архитектурные пристрастия вождя» Борис Миронович:
«Однажды он (Сталин. — А. А.) прямо поручил отцу дать свои соображения по использованию для этих целей Большого Кремлевского дворца и был недоволен, когда Мирон Иванович назвал ему несколько более удобных залов в Москве. „Наш парламент должен заседать в Кремле“, — сухо и твердо сказал Сталин, впервые назвав так Верховный Совет.
Задача оказалась одновременно простой и сложной. В начале 30-х годов архитектор Иванов-Шиц уже сделал перепланировку ряда помещений второго этажа Кремлевского дворца, и поэтому вопрос стоял не о проекте интерьеров, а лишь о приспособлении помещения под новые нужды. Но вот об этих новых нуждах, о „технологии“ нового высшего органа власти никто не хотел говорить, намекая на то, что лишь товарищ Сталин, автор Конституции, может знать это. Сделав эскизный проект, Мирон Иванович попросил встречи со Сталиным, который очень быстро его принял и уделил рассмотрению проекта рекордное время — полтора часа. Отец имел возможность задать множество вопросов, нужных для дальнейшей разработки проекта. Сталин в свою очередь очень пристрастно расспрашивал практически обо всем. Одобрив основное цветовое сочетание мебели в зале и президиуме (полированный орех и зеленый сафьян), Стешин сказал, что обивку надо делать из дерматина, а не из натуральной кожи. Отец ответил, что наш дерматин для этого не годится, а американский стоит дороже, чем русский сафьян. „Не в деньгах дело, — сказал Сталин, — это первый в истории рабоче-крестьянский парламент. Надо делать из хорошего дерматина“.
В дальнейшем Мирон Иванович убедился, что всем этим на первый взгляд мелким вопросам, касающимся его „детища“ — Верховного Совета, Сталин придает очень большое значение. Была ли это „игра“ в политику или глубокая вера в истинность всего происходящего — отец так и не понял до конца своих дней.
Начались горячие дни перед сдачей объекта — здесь в назначенное время должна была открыться первая сессия. Сталин ежедневно приходил в зал один или, чаще всего, в сопровождении членов Политбюро, которые, как правило, лишь слушали и не только не высказывали замечаний, но даже не задавали вопросов. Зато Сталин очень много спрашивал, рассматривая образцы мебели, знакомился с фрагментами интерьера. Когда привезли модель секции стола президиума, Сталин очень долго „изучал“ его: садился, вставал, откидывался на спинку, вдруг обнаружив под пюпитром емкость для папки, просиял и сказал: „Спасибо, Мержанов! А то так надоело государственные дела под ж… держать!“ Отец уже давно заметил, что Сталин, обычно садясь в президиум, вынужден был класть бумаги на сиденье своего стула.
Незадолго до завершения работ Сталин увидел на главной трибуне большой, вырезанный из дерева герб СССР и спросил, почему герб не бронзовый. Мирон Иванович ответил, что, как он считает, бруталистическая резьба по дереву на фоне гладкой плоскости полированного ореха трибуны здесь более уместна. Сталин сказал, что бронза, по его мнению, здесь будет смотреться лучше. Не искушенный в придворном этикете, Мирон Иванович снова стал горячо и подробно отстаивать резьбу по дереву, но, взглянув в это время на членов Политбюро, осекся: все они смотрели на него с нескрываемой жалостью, понимая, чем должен кончиться для него этот спор. Понял это и Сталин, который шуткой высказал свое отношение к такому неслыханному своевольству архитектора. Обратившись к членам Политбюро, Сталин насмешливо сказал: „Что я могу сделать? Раз Мержанов мне приказывает деревянный герб, пусть будет деревянный“».
К этому довоенному периоду времени относится и около полусотни построенных Мержановым на Кавказе дач для членов правительства. Обычно именитые заказчики перед проектированием особых пожеланий архитектору не высказывали. Лишь Семен Михайлович Буденный удивил своей просьбой: он захотел, чтобы один оконный проем был ниже других. Заметив недоумение архитектора, пояснил: близ дачи может сложиться опасная обстановка, и ему необходимо будет спешно вскочить на оседланного коня, стоящего тут же, под окном, на привязи, и ускакать, чтобы принять соответствующие меры. «Но в любой ситуации мы одержим победу!» — подчеркнул Буденный.
Мирон Иванович долго размышлял над странной прихотью военачальника. Военная опасность ему не угрожала, нападение преступников невозможно: дача прекрасно охраняется, оставалось одно — Буденный предусматривал меры безопасности на случай своего внезапного ареста, ибо немало уже его соратников находилось в апартаментах НКВД. И эта предусмотрительность не показалась тонкому психологу Мержанову лишней, поскольку она была вызвана не мнительностью опытного военачальника, а его житейской мудростью. Буденный, конечно, знал, что в народе его авторитет, героя гражданской войны, высок, в стране о нем с искренним желанием и любовью слагают песни и молодежь охотно поет: