Он почти кричал.

— Какой документ? — переспросил я, уже понимая, о чём идёт речь.

— Тот самый! Письмо Ганзейского союза.

— Стой!

Я схватил Мишаню за руку и потащил на улицу, за угол здания.

— Ты говорил кому-нибудь о том, что перевёл документ?

— Нет, — растерялся Мишаня. — Только тебе.

— А Валерию Михайловичу?

— Зачем? Он бы стал ругаться, что я не соблюдаю порядок.

— Молодец! Вот никому и не говори, понял? Ты записи делал?

— Конечно.

— Спрячь, и никому не показывай. Потом отдашь мне.

— А в чём дело? — нахмурился Мишаня.

Я твёрдо посмотрел в глаза другу.

— Мишаня, я пока сам мало что понимаю. Но как только разберусь — сразу всё тебе расскажу. Пойми — сейчас никто не должен знать о нашем интересе к этому документу. Иначе могут заподозрить нас в его пропаже. А нам это надо?

— Нет, — подумав, ответил Мишаня.

— Ну, вот. Я бумагу не брал, клянусь. Ты тоже. Значит, она ещё кому-то интересна. Вот давай и пороемся в архивах, когда вернёмся. Попробуем выяснить — чем эта бумага так важна.

Глаза Мишани загорелись интересом.

— Давай!

Я хлопнул его по плечу.