Света сдавленно охнула.
— Я ничего не знаю, — упрямо повторил я, сосредоточившись на том, чтобы зашнуровать кеды. — Мы просто гуляли по берегу.
— А в запретную зону зачем забрели? — почти ласково поинтересовался майор.
— Мы не заходили в запретную зону. Просто увидели табличку, даже к ней не подходили. А тут часовой из кустов. Там его следы должны быть на песке, можете проверить.
— Проверим, — согласился майор.
Я вдруг подумал, что ему ничего не стоит обвинить нас в проникновении в запретную зону и взять в оборот по полной. Подумав так, я испугался до дрожи в коленках. Не за себя испугался, а за Свету.
Подъехали ещё две машины. Милицейский «газик» и «буханка» медицинской экспертизы. Из «буханки» вылез высокий нескладный человек в белом халате, заляпанном тёмными пятнами. Сгибаясь, словно циркуль, он стал осматривать труп. Изредка щёлкал затвор фотоаппарата, и ночной берег озаряла яркая вспышка.
Наконец, судмедэксперт разогнулся и подошёл к нам.
— Затылок размозжён ударом тупого предмета. В воде провёл часов двенадцать. Точнее скажу после вскрытия.
— Где ты был сегодня утром, Гореликов? — спросил меня майор.
— На раскопе, — ответил я. — Меня ребята видели, они подтвердят.
— Спросим, — снова согласился майор.
Было заметно, что он потерял ко мне интерес.
Майора сменил лейтенант с красными от недосыпа глазами. Он равнодушно уточнил, что мы делали на пляже, как заметили труп.
— Зачем в воду полез? — спросил меня лейтенант.
— Я думал — может, он живой, — ответил я.
Лейтенант кивнул, но не мне, а каким-то своим мыслям.
— Поедем в отделение, — решил он. — Там ещё раз всё подробно расскажешь.
Я опасался, что майор заберёт нас к себе, и при этих словах испытал невероятное облегчение. Видимо, расследованием будет заниматься милиция.
Труп погрузили в буханку, а нас со Светой посадили в милицейский «газик». Всю дорогу до отделения я держал Свету за руку, а сам думал — говорить следователю о том, что я видел пострадавшего раньше? Но так ничего толкового и не придумал. Мысли ворочались в голове с трудом, словно тоже закоченели. А дело всё больше запутывалось.