Он зло засопел. Женщина откинулась на спинку стула и расхохоталась. У нее были красиво очерченные губы и зубы ослепительной белизны, сверкавшие в полумраке как праздничный фарфор. Не переставая смеяться, она распустила тяжелые темные кудри, сняла очки, расстегнула две верхние пуговицы на блузке и с насмешливой церемонностью прижала ладонь к распахнувшемуся декольте.
– Керувим Иф Штеллай Шеда Мадиах, – назвалась она, чуть отдышавшись. – Можно просто Стелла. А этой мой незаменимый, хоть и несколько недалекий помощник, Ишим Боб Шед Махрив.
Тот угрюмо кивнул.
– Ну вот, видишь, я же говорила тебе, что он сразу догадается! А ты что? Паттерны, генетическая память, стандартизированный шаблон восприятия, подсознательный страх! Это Боб тебя напугать хотел, – пояснила она мне. – Глупость придумал какую-то, да и я тоже хороша, что согласилась. Надо было делать, как сначала хотели: больничная палата, гипс, бинты, рядом папа с мамой – смотришь, и поверил бы.
Она вздохнула, подалась вперед, подперев лицо ладонью, и поинтересовалась у своего напарника:
– Ну? И какой теперь план?
Боб пожал плечами, молча поднялся, вышел из-за стола и подошел ко мне. Несмотря на сложение тяжелоатлета, двигался он с легкой, изящной непринужденностью – и так же непринужденно, без замаха, врезал мне с правой. Удар вышел такой силы, что две ножки стула оторвались от пола. Голова чуть не лопнула от ослепляющей и оглушающей боли, скула стремительно налилась давящей тяжестью.
– Ты бы хоть спросил его про что-то, прежде чем бить, – заметила Стелла.
– Это аванс, – пояснил Боб. – А вот и получка.
Боковой левый вышел сильнее, и опрокинул меня на пол вместе со стулом. Падение показалось мне долгим и каким-то замысловатым: я словно летел сквозь нагромождения ломаной мебели, вокруг все трещало, толкалось и колотило по больному, а потом я ударился головой о пол и замер в неожиданном, почти блаженном покое. Чугунная боль осталась где-то на периферии сознания, и оттуда же неслись голоса:
– Не перестарайся! Ему и так досталось в аварии.
– Да что ему досталось! Не авария и была, подумаешь, в канаву съехали. Толстяк за рулем вообще одними синяками отделался. А этот просто головой разок приложился.
– Вот именно, что головой. Она у них уязвимое место, а ты колотишь туда, как зря. Давай-ка, подними его, только поаккуратней.
Я снова оказался сидящим на стуле.
– Витя? – позвал меня женский голос. – Витя, ты тут?
Я сам не знал сейчас, где я.
– Капитан Адамов? Виктор Геннадьевич? Боб, вот, полюбуйся – он совсем потерялся! Ладно, дай-ка сюда “газировку”…
В багровом сумраке что-то сверкнуло, пахнуло озоном – и сознание прояснилось мгновенно, как будто дождливую ночь вдруг разом сменил ясный полдень. Восприятие обострилось необычайно, до малейших шорохов, теней и оттенков, и тут же вернулась и окутала с головой живая резкая боль.
Я с трудом сдержал крик, стиснув зубы до скрипа.
Лампа слепила глаза. На полу и стенах лежали неправдоподобно резкие тени. Когтистая кроваво-красная рука на плакате хищно двигала пальцами, все ближе подбираясь к торчащей из кобуры рукояти оружия, которое следовало беречь от врагов. Стелла сидела, вытянув скрещенные ноги и внимательно глядя на меня. Боб, огромный и грозный, как языческий идол, нависал, опершись на столешницу задом и скрестив на груди могучие руки. Мышцы бугрились и едва не рвали рукава кителя.