И подловили Льва Давидовича очень просто. Сделали вид, будто соглашаются с его требованиями. Демократии желаете? Пожалуйста. Была объявлена общепартийная дискуссия. Троцкий вдохновился, выпустил брошюру “Новый курс”. И попался. Из его брошюры можно было дергать цитаты и бить его же. Даже название “новый курс” можно было трактовать как иной, не ленинский. Льву Давидовичу припомнили прежние разногласия с Владимиром Ильичем, на него обрушилась вся пресса. А раз дискуссию объявили общепартийную, значит, участвовали в ней не только столицы, а провинция, где позиции Троцкого были чрезвычайно слабыми. Итоги дискусии должна была подвести XIII партконференция, открывшаяся 16 января 1924 г. Но задолго до ее начало стало ясно, что Лев Давидович проиграл. И на конференцию он предпочел не явиться, сослался на болезнь. А его сторонников разгромили подчистую, заклеймив троцкизм как “ревизионизм” и “антиленинский уклонизм”.
Ну а дальше происходит весьма загадочная история. 18 января, в день закрытия конференции, Троцкий неожиданно срывается с места и уезжает в Абхазию, якобы лечиться и отдыхать. А 21 января умирает Ленин…. Отметим, что о состоянии здоровья Владимира Ильича Троцкий не мог не знать. Его личный врач Федор Гетье входил в число докторов, обслуживающих больного вождя. 18 января, в день отъезда, Гетье дважды посетил Троцкого. А о смерти Ленина Лев Давидович узнает, доехав до Тифлиса. Однако на похороны он не возвращается, отправляет по телеграфу некролог и продолжает путь в Сухум…
Позже в своих воспоминаниях он напишет, что против него составился “заговор”, причем в качестве “предателей” и “заговорщиков” будет клеймить не столько Сталина, сколько… Каменева и Зиновьева (что само по себе интересно). Троцкий будет утверждать, что “заговорщики” его преднамеренно обманули, сообщили ему: “Похороны в субботу, все равно не успеете, советуем продолжать лечение”. А на самом деле похороны были в воскресенье, мог бы и успеть [182]. Это откровенная ложь. Обратите внимание, Троцкий оперирует не числами, а днями недели. Потому что если взять числа, сразу видна нестыковка. От Москвы до Тифлиса он ехал с 18 до 21 января — три дня. А похороны Ленина состоялись
Уже в 1940 г. Троцкий выдвинул новые обвинения, опубликовал в американской газете “Либерти” статью “Сверхборджиа в Кремле”. Ссылаясь на Федора Гетье, писал, что Ленин быстро поправлялся, вскоре мог вернуться к делам, и тогда туго пришлось бы Сталину. Но Владимир Ильич был отравлен. А его, Троцкого, обманули насчет срока похорон, чтобы он не сумел провести расследование. Конечно, все это тоже ложь. Об улучшении здоровья Ленина нам известно лишь из одного источника, от самого Троцкого. И озвучил он свои обвинения лишь тогда, когда не было в живых Гетье, Крупской, и никого из тех лиц, на кого он ссылается, кто будто бы мог подтвердить его слова. Все данные биографической хроники Ленина, журнала врачей, воспоминания профессоров, лечивших его, показывают, что “улучшение” было весьма относительным. Ленин даже не научился говорить, мог лишь повторять слова, вспоминать их по надписям и картинкам. А с октября 1923 г. снова пошло ухудшение.
В таком состоянии Владимир Ильич не мог представлять угрозы ни для Сталина, ни для кого бы то ни было. А вот на обвинениях в насильственной смерти можно было сыграть. И такая попытка действительно имела место! Как уже отмечалось, после первого инсульта, у Ленина возникла мысль о самоубийстве. Возвращался он к этой идее и в декабре, после второго приступа, просил Фотиеву достать яд. А 17 марта, после третьего инсульта, Крупская неожиданно обратилась к Сталину. Дескать, Ленин требует дать ему яд, и сделать это должен именно Иосиф Виссарионович [180]. Между прочим, по “Журналу дежурных врачей” видно, что никаких просьб 17 марта Ленин высказать не мог! Он в этот день только мычал. Значит, инициатива исходила не от него, а от самой Крупской. Но Сталин на удочку не попался. В тот же день, 17 марта, он направил записку Каменеву и Зиновьеву, а 21 марта еще одну, всему Политбюро, извещая о случившемся. Сообщал, что Крупская настаивала на том, чтобы дать Ленину яд, но он, Сталин, отказался выполнять подобное пожелание. И Политбюро (в том числе Троцкий) одобрило его действия [84, 180].
Могли ли Ленину “поспособствовать” уйти из жизни? Полностью исключать подобную вероятность нельзя. Но в январе 1924 г. отравление было для этого совсем не обязательным. Достаточно было очередной нервной встряски. И она, скорее всего, имела место. Почему-то исследователи не обращают внимания на еще один известный факт. 19–20 января Крупская
Когда же вождя не стало, у Льва Давидовича открылись возможности для очень крупной игры. У него имелся такой козырь, как “политическое завещание”. У него была армия. И действительно, она могла стать орудием переворота. Начальник политуправления Красной армии Антонов-Овсеенко развернул троцкистскую агитацию в частях, назначил на февраль партконференции в военных училищах. Прозрачно намекал, что “армия может стать гарантом единства партии” и “призовет к порядку зарвавшихся вождей”. Сторону Троцкого твердо держал командующий войсками Московского округа Муралов. И доклады ГПУ свидетельствовали о брожении в училищах, частях Московского гарнизона, о разговорах насчет выступления в поддержку своего наркома. Из Смоленска прикатил в Москву командующий Западным фронтом Тухачевский. Он вел переговоры с обеими сторонами — и с противниками Льва Давидовича, и с троцкистами Антоновым-Овсеенко, Пятаковым, Радеком. Зондировал, кого выгоднее поддержать, кто больше посулит [208].
Но сам Троцкий так и не появился, оставался на Кавказе. Почему? Напрашивается версия, что он хотел остаться в стороне от переворота. Как бы ни при чем. Ведь и раньше при покровительстве зарубежных хозяев все преподносилось ему готовым, “на блюдечке”. Кто-то без него даст команду. Сработают нужные пружины, а он выждет развития событий — и его “призовут на царство”. Однако на этот раз никто никакой команды не дал, и даже попытки переворота на последовало.
А отсутствие Троцкого обеспечило свободу рук Сталину. Он мог действовать без помех. Прошли пышные похороны Ленина. На II съезде Советов СССР Иосиф Виссарионович принес торжественную “Клятву ученика учителю” — тем самым уже принимая на себя верховную власть. Ну а Троцкого Сталин и его временные союзники обезвредили очень просто. Учли, что сам он никогда не занимался вопросами практического руководства — только блистал, позировал, раздавал указания. А конкретную работу за него везли серенькие, неприметные подручные. В частности, управление войсками замыкалось на заместителя наркома Склянского. Фигура Троцкого была слишком крупной, попытка низвергнуть ее грозила серьезными проблемами. Но Сталин и не стал этого делать — сместили Склянского. Простым рабочим решением Политбюро перевели его в ВСНХ, а на его место назначили Фрунзе, популярного в армии и давно враждовавшего с Троцким. И все. Лев Давидович, сохранив пост наркома, стал “Бонапартом без армии”. Сняли с должности и Антонова-Овсеенко. А Западный фронт Тухачевского расформировали — войны-то не было, и во фронтовой структуре отпала нужда.
Но во всех этих событиях прослеживается участие не только российских сил. Троцкий пал из-за того, что от него отвернулись его прежние покровители. Он слишком занесся, стал неуправляемым и опасным. Что же касается Сталина, то зарубежные могущественные “бесы” сочли его деятелем недалеким, недостаточно опытным. Был послушным орудием Ленина — а без Ленина его станет “подправлять” и регулировать окружение. В данный период “закулису” вполне устраивало и то, что Сталин был сторонником построения социализма в одной стране. Пусть строит! Пусть Россия, не угрожая спокойствию Запада, сама себя доламывает социальными экспериментами. А выгоды от этого все равно достанутся иностранцам.
16. ЗАПАД И АНТИСОВЕТЧИНА.
В Западной Европе в 1920-е гг жизнь бурлила. Она переживала промышленный бум. Восстанавливалось хозяйство, подорванное войной. Местные воротилы реализовывали прибыли, полученные на на армейских поставках и спекуляциях. Открывались новые фирмы, банки, строились предприятия. Военные заводы перешли на выпуск мирной продукции и заваливали рынок самыми современными по тому времени товарами — телефонами, радиоприемниками, холодильниками, автомобилями. Бум, как это бывает, порождал и кружил всевозможную “пену”: маклеров, деляг, жулье. Увеличивалось население городов. Война оторвала миллионы людей от привычных занятий, и далеко не все могли, да и хотели, возвращаться к прежним профессиям. В центры “цивилизации”, где жизнь казалась богаче и ярче, текли эмигранты — русские, итальянцы, поляки, болгары, сербы.
Европейская “закулиса”, оказавшаяся главной победительницей в войне, вовсю перестраивала жизнь на свой вкус, для своего удобства. Менялись моды, вкусы, нравы. И не только в России, но и на Западе крушилась христианская мораль. Разве что не силовыми методами. Широко пропагандировалось, что надо вознаградить себя за перенесенные лишения, страхи, “затягивание поясов”. Что если уж уцелели в бойне, надо пользоваться всеми доступными благами. Веселись, пока живется. Европа расцветилась огнями реклам, увеселительных заведений и злачных мест на любой вкус и достаток. А средства масовой информации поддерживали соответствующий настрой, возводили удовольствия в главный смысл существования.
Если раньше “свободная любовь” процветала, но все же считалась делом неприличным, солидные обыватели смотрели на нее косо — то теперь она становилась нормой. Тем более, что миллионы мужчин погибли или были покалечены, женщин хватало в “избытке”. Раньше только во Франции канканировали полуголые девицы, и это считалось очень “смелым”, необычным, местной достопримечательностью. Теперь эротические клубы, театрики, варьете открывались в разных городах и странах, тешили публику косяками обнаженных тел, а в закрытых заведениях любители могли получить самые острые “изыски”. Остатки христианской нравственности захлестывали и растворяли фрейдизм, экзистенциализм, неоязычество, антропософия и прочие “модные” теории. Классическую музыку забивал гром новых ритмов. На живопись и скульптуру обрушилась волна абстракции. Литература полезла в темные “глубины подсознания”.
Сместились и прежние политические ориентиры. Франция все еще цеплялась за роль мирового “культурного” центра, европейского политического лидера. Хотя позиции ее значительно ослабли, ей все чаще приходилось пристраиваться в фарватере Англии. До войны основой французских международных игр был альянс с Россией. Теперь столь мощного партнера не было. И чтобы компенсировать это, Париж стал создавать “Малую Антанту” — взял под покровительство Польшу, Чехословакию, Румынию, которых, как считалось, можно использовать и против Советского Союза, и против Германии.
Разбогатели и расцвели страны, сохранявшие в войне нейтралитет: Голландия, Дания, Швеция, Швейцария. А Италия надорвалась. Коррупция власти, злоупотребления, экономические кризисы, разгул криминальных группировок привели к фашистской революции Муссолини, и он на первых порах довольно деятельно взялся наводить порядок. Англия в начале ХХ в. была главной конкуренткой и соперницей России — сейчас наша страна для нее опасности не представляла, и Британия громче всех выступала за расширение экономических и торговых связей с СССР. Потенциальной соперницей в Лондоне видели Францию — она по-прежнему считалась стратегической союзницей, но ее усиления англичане не желали и втайне играли против нее. Пусть и дальше остается “в хвосте” британской политики.
Ну а для Советского Союза главной стратегической партнершей стала Германия. Для немцев налаживание отношений с русскими было выходом из политической и экономической изоляции, в которой они очутились после поражения. Победители держали Германию на положении государства “второго сорта”, стремились унизить на каждой международной конференции. Франция, понесшая наибольшие потери, наседала и давила на Берлин, выжимая огромные репарации. Когда кризис 1923 г. помешал немцам платить их, французы попытались в счет долга отобрать Саар и Рур, оккупировав их своими войсками. Аннексировать их помешали только англичане. Чувствуя заступничество Парижа, наглели поляки, предъявляя к Германии претензии.
И немцы опасались, что западные державы могут в один прекрасный момент попросту разделить их страну, как позже разделили Чехословакию. А демилитаризация Германии, сокращение ее вооруженных сил делали ее беззащитной даже против Польши. Советский Союз в подобной ситуации выглядел естественным союзником. Но и для пребывающей в разрухе России сотрудничество с Берлином выглядело выгодным. Контакты установились и экономические, и торговые, и военные. В 1922 г. был заключен Раппальский договор, восстановивший в полном объеме дипломатические связи. Причем не лишне отметить, что германским послом в Москве стал граф Брокдорф-Ранцау, который во время войны являлся послом в Дании — и курировал созданный в Копенгагене главный штаб Парвуса по подрывной работе против России, распределял финансы для революционеров, в том числе большевиков.
СССР помогал немцам обойти ограничения Версала. В Москве открылось неофициальное представительство германского рейхсвера, фирма ВИКО (“Виртшафсконтор” — “Экономическая контора”). На советской территории были созданы совместные центры по обучению личного состава и испытаниям боевой техники — авиационный в Липецке, для танковых войск под Казанью, для химических войск под Саратовом. Германских офицеров принимали с советские училища и академии, проводились консультации командования Красной армии и рейхсвера, русские и немцы приглашали друг друга на маневры, учения.
С фирмой “Юнкерс” было заключено соглашение о создании авиазаводов в Филях и Харькове, они должны были стать совместными, в них участвовало и правительство Германии, вложившее 600 млн. марок. Велись переговоры о создании в России других военных предприятий — с германской фирмой “Альбатрос”, промышленниками Бломом и Фоссом и др. С Круппом договаривались о совместном строительстве завода боеприпасов [57].