Но кем бы ни были эти нефилимы, Эно служила им. Расправив крылья, она шагнула вперед, защищая братьев. Близнецы позволили ей преградить путь охотникам, хотя из своего отдаления наблюдали за происходящим с растущей тревогой.
– Чего-то ищут, – заметил Бруно, оглядываясь.
Верлен окинул площадь взглядом, надеясь, что явившийся на помощь отряд ангелологов готов приступить к действиям. Они находились в самом центре Санкт-Петербурга, рядом с Эрмитажем, что усложняло положение дел. Полиция могла заявиться в любую минуту, и Верлен не испытывал никакой уверенности в том, что она окажется дружелюбной. Небо начинало розоветь, сгущались сумерки, дымные и тусклые. Уличные огни на площади принялись зажигаться, бросая призрачный отсвет на Зимний дворец, превращая его кремовые камни в плавленый молочный шоколад.
Бруно был прав: Эно ожидала чего-то. Стирая кровь со щеки и лба, Верлен попытался сообразить, что она предпримет сейчас. Если дожидается еще одного имима, сопротивляться им будет немыслимо.
Охотник взглянул на босса, проверяя, понимает ли тот всю сложность ситуации. Если они еще надеются найти Эванджелину, придется скрутить Эно… Аккуратно, не убивая. Они осторожно приближались к ней с обоих боков, Верлен смотрел на одну только ангелицу.
– Если тебе удастся отнять яйцо, – проговорил Бруно, – садись на мотоцикл и уматывай отсюда ко всем чертям. Не оставайся, чтобы помочь, и не оглядывайся.
Приглашая охотников следовать за ним, босс задержался, позволяя Верлену шагнуть вперед. Эно не отступала. Верлен попытался схватить яйцо, предположив наугад, что оно находится в кармане ее плаща, – и не прогадал. Выхватив яйцо, он ощутил в руке холодный металл и ринулся назад, к мотоциклу. Перебрасывая ногу через седло, ощутил, как на него упала холодная тень, ледяной холод пронзил одежду, проморозил до кости. И вдруг с быстротой делающей бросок гадюки Эно повалила его на землю. Застонав от боли, он рванул с пояса пистолет, направил в грудь твари и – хотя она двигалась и он не был уверен в точности прицела – нажал спусковой крючок. Разряд тока выбил пистолет из рук, лишив надежды на второй выстрел, однако, судя по силе тока, он уже не требовался.
Охотник парализовал ее. Со стоном боли Эно прижала ладони к груди. Одна из охотниц бросила ему ошейник – Верлен отметил ее ловкие движения и подумал, что женщина принадлежит к местной элите. Ангелолог раскрыл его и поднес к Эно. Он умел одним ловким и быстрым движением застегнуть его на шее, пока ангел ошеломлен выстрелом. Как только воротник оказывался на месте, монстр погружался в состояние дремотной покорности, позволявшей ангелологу доставить его куда надо. Верлен в совершенстве владел этой процедурой. И все же, когда он стал застегивать ошейник, Эно нанесла удар. Он рухнул, ощущая, что не может дышать. Ошейник выскользнул из рук и упал на мостовую. Верлен задыхался, не в силах шевельнуться.
Новым движением дама пригвоздила Верлена к асфальту, приставив острый, как стилет, носок туфли к его горлу, словно бы намереваясь проткнуть. Склонившись над ним, она прижала ладони к груди мужчины, прямо над сердцем. Электрический удар пронзил Верлена, уши наполнил негромкий скрежещущий звук. Неизвестно, рождался ли шум в голове или же Эно каким-то образом посылала в тело свою странную музыку, но звук наполнил ужасом душу человека. Зная, что нефилимы пользуются вибрациями, чтобы ошеломить жертву, перед тем как убить – таким был один из их многочисленных приемов воздействия на чувства, – ангелолог все же не слыхал, чтобы имим был способен на такое.
Верлен сопротивлялся, отталкивал ее, ощущая, что она охватывает его крыльями, сильнее прижимая ладони к груди. Поверх биения сердца раздавался резкий пульсирующий ритм. Ему приходилось видеть людей, павших жертвой ангельских электрических ударов. Тела превращались в пепел, напоминая остатки деревьев, погубленных лесным пожаром. Волна страха – нет, ужаса – накатила на него. Эно начинала смертельную атаку.
Жар обжег кожу, будто он упал в котел с кипящим маслом. Должно быть, охотник закричал – собственный голос отстраненно раздавался в его ушах. Где-то вдали звучали шаги, выстрелы, доносился голос Бруно. Вспыхнул яркий свет, и в потоке жара, поглотившего сознание и плоть, Верлен отключился.
Четвертый круг
Жадность
Во время спуска самолета Вера наблюдала за небом. Перелет из Санкт-Петербурга в Бургас занял четыре полных безжалостной турбулентности часа. «Сессну» все время крутило и подбрасывало на восходящих потоках. Тем не менее, женщина заснула в самый момент взлета. Горки и ухабы воздушной дороги вплетались в полотно сна. Что именно снилось, она не могла припомнить, однако чувство невесомости оставалось на задворках памяти – далекое, но все еще яркое.
Аэропорт оказался маленьким, районным, на взлетной дорожке стоял всего один реактивный самолет. Женщина окинула взглядом бетонное здание, болотца вокруг летного поля, спираль колючей проволоки поверх забора из металлической сетки. Ей еще не приходилось бывать в черноморской твердыне Азова, и она воспользовалась возможностью увидеть собственными глазами, какими могли быть великие экспедиции в Болгарию – первая, предпринятая в XII веке, и вторая, состоявшаяся во время Второй мировой войны. Аэропорт показался запущенным и помятым, словно только приходящим в себя после долгой и суровой зимы. Небо, напротив, наполняло весеннее солнце. Нацепив черные очки, Вера последовала за прочими пассажирами.
В конце взлетной полосы женщину приветствовали два офицера службы безопасности и проводили к сетчатой калитке, где ее ожидал черный внедорожник «Мерседес», шикарный, но без номеров. Паспорт не спрашивали: ее визит в Болгарию останется незарегистрированным. Официально она не посещала в данный момент эту страну.
С места водителя ученую приветствовала черноволосая и загорелая дама. Назвавшись Светой, она сказала, что Бруно звонил несколько часов назад и сообщил о том,
– Если голодны – угощайтесь.
Вера открыла плетеную корзинку. Там оказались сандвичи с огурцом и томатом, пирог с начинкой из яйца и сыра, который Света назвала баница, маринованные виноградные листья, бутылки с пивом «Каминица» и минеральной водой «Горна Баня». После проведенного с Надей утра было не до еды, но Вера расстелила салфетку на коленях и взяла сандвич.