Между тем, кроткой императрице выпала весьма нетривиальная историческая задача: продемонстрировать миру, что Россия, при всех ее странностях и несуразностях, – это всё-таки нормальная европейская страна; и ведь – получилось! В числе прочего она, опять-таки отдавая дань тогдашней моде, снарядила в кругосветное плаванье пару фрегатов для демонстрации Андреевского флага ближним и дальним, наказав – одно уж к одному – заглянуть на Пацифическое побережье Америки: есть там какое-то странное русское поселение, оттуда в столицу регулярно шлют деньги – и никаких челобитных, тогда как обычно бывает ровно наоборот…

Отчет о визите государыню, прямо скажем, ошеломил: монумент, обнаружившийся под сдернутой холстиной, действительно завораживал. Оказывается, за пару с небольшим десятилетий там, на берегах залива Петра Великого, вырос настоящий город с каменными домами о трех этажах и первоклассным портом. Помимо Петрограда, имеются еще три крупных поселка, которые по сибирским меркам можно уже смело числить городками – Новоиркутск, Новотобольск и Новоякутск – и полтора десятка укрепленных факторий с деревянными фортами. Население Колонии перевалило за тридцать тысяч, а если считать с принявшими православие индейцами и алеутами – приближается к сорока. Компания контролирует почти всё Пацифическое побережье Северной Америки, от испанской части Калифорнии на юге до обширного полуострова Новая Сибирь (по-местному – Алахаска) на севере, и гряду островов, протянувшуюся правильной дугой от южной оконечности Новой Сибири почти до Камчатки – архипелаг Меншикова. Картографическая съемка берегов Северной Пацифики в первом приближении завершена; никакого Северо-Западного прохода,[7] к сожалению, так и не обнаружено.

Средняя часть побережья, южнее Новой Сибири, представляет собой запутанный лабиринт скалистых островов и глубоких фьордов, населенный немирными индейцами-тлинкитами. Тлинкиты – храбрые воины и умелые мореходы, народ их многочислен и даже обладает начатками государственности, так что боевые ладьи этих «индейских викингов» были постоянным кошмаром для прибрежных поселений Колонии; Компания вела с этими племенами долгую тяжелую войну и недавно замирила-таки (как опасаются в Петрограде – ненадолго). С востока Колонию тревожат набеги конных кочевников – апачей и сиу, живущих в горах и степях за Калифорнийской долиной. С населяющими Долину оседлыми племенами пенути и алеутами с островов Меншикова отношения, напротив, сложились вполне дружественные: мирные индейцы охотно внемлют слову Божьему и обращаются в православие, а главное – весьма ценят оказываемую им защиту от воинственных соседей, апачей и тлинкитов. Крещеные индейцы имеют в Колонии те же права, что и русские (в том числе – право на свободное ношение огнестрельного оружия), а детям от смешанных браков Компания оказывает предпочтение при приеме на службу, требующую общения с аборигенами.

Других врагов, кроме немирных индейцев, у Колонии нет: отношения с испанской Калифорнией фактически союзные, а поселений иных европейских держав на берегах Северной Пацифики не имеется. Тем не менее, она располагает вполне серьезными вооруженными силами; они состоят из двух частей – небольшая профессиональная армия (числящаяся «частными охранными подразделениями» Компании) и ополчение, куда при нужде призывают всех колонистов, способных носить оружие. Кавалерию у них там традиционно формируют из испанцев, артиллерию и линейную пехоту – из русских, а отряды разведчиков-коммандос – из союзных индейцев; старшие офицеры в большинстве своем выходцы из Франции, младший командный состав же целиком из местных, называющих себя «калифорнийцами» (все они, впрочем, обучены в европейских военных училищах). Та же картина и во флоте: капитаны с первыми лейтенантами – иностранцы, преимущественно голландцы, а проходящие службу под их началом мичмана и гардемарины – поголовно калифорнийцы.

Армия, как уже сказано, невелика, но опытна, отлично оснащена, и организована с полным пониманием стоящих перед ней стратегических задач – чисто оборонительных. Успешно воюя с индейцами, она, разумеется, и помыслить не может сойтись «в честном бою, острием против острия» с экспедиционным корпусом какой-либо из великих держав. Однако, обладая огромным опытом «лесной войны», а главное – пользуясь безоглядной поддержкой поголовно вооруженного местного населения, она способна стать ядром такого партизанского движения, что мало не покажется никакой Великой армии; испанское воинство вице-короля Мексики однажды уже испытало эту стратегию на своей шкуре…

То же касается и флота. Настоящий Navy Колонии состоит всего из трех малых 32-пушечных фрегатов и 48-пушечного фрегат-флагмана (шестой и пятый классы боевых кораблей по британскому стандарту), которые постоянно крейсируют в тлинкитских водах. Однако большинство торговых судов Компании снабжено усиленным, почти вдвое от обычного, пушечным вооружением; вообще-то это делалось для борьбы с тлинкитским пиратством, но при нужде они сами с легкостью могут быть превращены в каперов. Основные гавани Колонии защищены береговыми укреплениями, воздвигнутыми по последнему слову военно-инженерной мысли германскими фортификаторами и оснащенными новейшей французской дальнобойной артиллерией «от Грибоваля»;[8] сие, как легко догадаться, уж точно – не от тлинкитов… Скрываясь за этими твердынями, а при необходимости находя убежище в портах дружественной Мексики, каперский флот Компании способен надолго парализовать морскую торговлю любой державы. Понятно, что если дело пойдет-таки на принцип, Владычица морей, к примеру, безусловно сумеет водрузить знамя победы над развалинами Петрограда. Однако для этого потребуется не стремительная карательная экспедиция, а настоящая, полномасштабная, а главное – затяжная война; война, к концу которой Лондонская биржа и страховая компания Ллойда исплачутся кровавыми слезьми.

Создать столь эффективную – хотя и недешевую – военную структуру помогли Компании сперва колоссальные личные капиталы ее первого президента, Меншикова, а затем – весьма кстати подвернувшиеся золотые россыпи; в некотором смысле, калифорнийское золото кормит армию, а армия охраняет источник того золота. Для экономики Колонии в целом же золотодобыча сейчас роль играет второстепенную, а главную – пушной промысел на севере, в Новой Сибири, и сельское хозяйство на юге, в Калифорнийской долине. Ну, и торговля, само собой: изумрудно-золотые вымпелы Компании примелькались уже не только у берегов Китая, но и в Южных морях.

Сельскохозяйственное производство в Долине организовано в виде крупных поместий, на манер испаноамериканских hacienda: владельцем земли (формально – арендующим ее, на сотни лет, у местных племен) является Компания, раздающая свои угодья в субаренду крестьянам – тем самым меншиковским мужикам и их потомкам. По когдатошнему их уговору со Светлейшим, тот в своем завещании переписал людишек чохом в собственность Компании – так что теперь они вроде как и не барские крестьяне, и не государевы, а вообще не пойми чьи… Трудятся, однако, как пчелки, «як для сэбэ» – ну, и в итоге кормят досыта не только себя вместе с прочей Калифорнией, но и все северные поселения. Так что Новая Сибирь (населенная, в отличие от Долины, по большей части старообрядцами) смогла забыть как страшный сон свои героические попытки первых лет взращивать там, под Полярным кругом, ячмень с репой и занялась серьезными, высокодоходными делами: промыслом морского зверя и разработкой рудных залежей.

Да что там Новая Сибирь – те калифорнийские угодья, как выясняется, давно уже кормят, без особой помпы, и всё Пацифическое побережье Сибири старой, причем не только хлебом, но и лимонами – первостатейное, оказывается, средство от тамошней цинги! Не Христа ради, понятно, кормят – в обмен на ту же пушнину, которую везут потом в Китай, а вырученное китайское серебро, уже через голландскую Ост-Индскую компанию с ее банками… впрочем, там дальше начинается такая мировая финансовая паутина, что в ней и сам Генеральный ревизор казначейства запутается как эфирный мотылек. Забавно, кстати, что именно русские купцы додумались наладить в Калифорнийской долине настоящее виноградарство, и теперь гонят тамошние мадеру и херес в Мексику – контрабандой, поскольку испанская корона требует от своих колоний покупать вино исключительно в метрополии, по грабительской цене, разумеется; ну, а уж как объегорить родимое Государство – ни дна б ему, ни покрышки!.. – тут русский с испанцем найдут общий язык не с полуслова даже, а с полувзгляда…

Короче, экономика Колонии вполне самодостаточна и в связях с Метрополией, вообще-то говоря, не нуждается вовсе. Даже монету они чеканят сами – по образцу золотых мохуров и серебряных рупий британской Ост-Индской компании: калифорнийский клугер (по имени первооткрывателя тех россыпей) тянет, если пересчитывать через серебряный песо, примерно на здешний полуимпериал и имеет широкое хождение по всей Испанской Америке. Компания давным-давно ведет торговые дела с европейскими Ост-Индскими – и голландской, и британской, и французской, – а ее ценные бумаги идут нарасхват на всех мировых биржах. Кстати, Компания имеет свои представительства в Амстердаме и Лондоне, а в Петербурге – сами понимаете что.

…Дочитавши тот отчет, кроткая императрица грозно осведомилась: как могло случиться, что она, монархиня, узнает обо всех этих американских делах последней, после своих подданных (тут она раздраженно отчеркнула августейшим ногтем соответствующее место на полях), давно уже, оказывается, заведших с той Америкой торговлю – и, кстати, наверняка в обход налогов? Ей смущенно ответствовали, что-де предместница ее, Анна Иоанновна, как-то раз публично выразила пожелание «ничего впредь о той Америке не слышать, ни от кого и никогда». Ну, а поскольку характер та имела вздорный и мстительный («…Вам ли того не знать, Ваше Величество?..»), а провинившиеся языки имела обыкновение отрубать вместе с головой, ни у кого так и не хватило духу проверить на себе – насколько всерьез это было сказано. Ну, с той поры так оно и повелось… как говорится, «исторически сложилось»… не вели казнить, матушка!

– Да что проку вас казнить, – кротко и печально молвила императрица, – Можно подумать, новые будут лучше – разумнее и расторопнее… Ладно: я принимаю дела в том виде, в каком их застала. Немедля приглашайте этого их Президента в Петербург, да глядите – чтоб со всей уважительностью и обходительностью! Впрочем, нет – лучше уж я ему сама напишу… р-работнички… царя небесного…

Императрицыно приглашение застало Петроград врасплох, хотя ждали чего-нибудь подобного все эти годы: обычное дело – «авось да пронесет»… Обсудить вызов и выработать, наконец, позицию «по Петербургскому вопросу» собралась на экстренное совещание вся Конференция двенадцати негоциантов, в полном составе; поскольку кое-кому из участников пришлось, бросив все дела, добираться в Петроград из Новой Сибири, времени на предварительный анализ позиции у них было предостаточно. Позиция та, по прикидкам, выходила патовой, что Негоциантов-то как раз устраивало, хотя…

Начали, для разминки, с вопроса протокольного: чего дарить-то будем государыне – не сервиз же из чиста-золота? Кто-то припомнил, что на днях в тайге под Новоякутском срубили небывалую секвойю, двадцати с гаком саженей в обхвате; если годичные кольца не врут, секвойя та помнит еще Троянскую войну – так вот, не смастерить ли из цельного ее спила невиданный в мире стол, с аллегорическими инкрустациями на тему «Илиады»? Если что – умелец Евсеич с третьего участка на такие штуки мастер, надо б ему только картинки показать из того Эльзевировского издания Гомера, ну, что от маэстро Хиддинка осталось... Затею с аллегориями, однако, по размышлении отвергли: роль Елены вряд ли придется по вкусу самой императрице, а отразить ее в виде полуобнаженной Афродиты, выигрывающей конкурс «Мисс Олимп» – в Петербурге могут это не так понять… Купчина Володихин же, выражая мнение большей – старообрядческой – части Негоциантов, мрачно пробасил, что секвойевый пень тот подвернулся как нельзя кстати, но изготовить из него надо, конечно же, не стол, а эксклюзивную плаху на двенадцать персон; вручать ее отправимся самолично, всей Конференцией – чего тянуть-то? Тут все, как по команде, оглянулись на Президента.

Третий президент, Петр Андреевич Епанчин, был молод, на высокий пост свой заступил без году неделя, причем – чего уж греха таить! – скорее, не в силу собственных талантов, а как компромиссная фигура, более или менее устроившая соперничающих между собой «тяжеловесов». Проявить себя в деле случая пока не имел, хотя хорошо образован (Геттинген и Саламанка), аккуратен и дипломатичен (весьма успешно возглавлял до того амстердамское представительство Компании), да и в истинной вере тверд – что немаловажно. Шутки шутками, но ведь парню-то, весьма возможно, с той аудиенции и вправду – прямиком в Петропавловку!

Тот, однако, полагал иначе. Идея с секвойевой плахой, широко улыбнулся он высокому собранию, безусловно хороша, но запоздала лет на восемь: такой подарок открыл бы нам путь к сердцу Анны Иоанновны, но вряд ли его оценит должным образом Елизавета Петровна, отменившая недавно в Российской империи смертную казнь… Однако шутки в сторону, compañeros: императрица, насколько можно судить по независимым отзывам, человек добрый и – что гораздо важнее – в высшей степени разумный. Сие означает, что она, похоже, не склонна отмораживать себе уши назло бабушке и резать куриц, стабильно несущих золотые яйца, приговаривая «На идеологии мы не экономим!»

Хочу напомнить вам, compañeros, что Императорская фамилия – и это великое благо для нас всех! – крупнейший акционер-совладелец Компании, так что Её Величество имеет абсолютно законное право поинтересоваться состоянием наших финансов. Вот именно в этом качестве я и отбываю в Петербург: как наемный управляющий – каковым я, собственно, и являюсь, – вызванный для отчета на собрание внешних акционеров. Акционеров тех – одна штука, но это ровно ничего не меняет в статусе сторон: я – лицо вполне подотчетное собранию акционеров, однако вмешиваться, через мою голову, в оперативное управление хозяйственной и иной деятельностью Компании они не вправе. Вот этой линии мы и станем держаться в Петербурге; и прошу срочно подготовить для меня подробную сводку по выплатам дивидендов, налогам и реинвестициям за все годы – в этой части, как я понимаю, наша бухгалтерия прозрачна, как слеза херувима?

Следующий пункт. Я полагаю, compañeros, что наша стратегия по части связей с Метрополией должна быть сформулирована так: «Мы к вам – если захотим, а вы к нам – если сможете». Чем позже они смогут к нам – со всеми своими фискалами, профосами и обер-прокурорами – тем лучше, это ясно, но ведь рано или поздно они всё равно до нас дотянутся… Так вот, наш шанс – единственный, как я понимаю – это доказать им свою незаменимость, причем именно в нынешнем нашем зазеркальном статусе. И еще – они могут себе позволить следовать за событиями, а мы обязаны предугадывать и опережать их. К примеру, нам придется самим наладить какое ни на есть сообщение с Метрополией – не дожидаясь, пока они это сделают за нас; на что я и прошу сейчас санкции высокого собрания…

Что же до инфернальных корней петербургской власти и ее причащения от Антихриста, – нависающе оборотился он к встопырившему на этом месте бороды и набравшему полны ноздри возмущения старообрядческому флангу, – то я, данной мне вами властью, богословский диспут на эти увлекательные темы решительно пресекаю и предлагаю перейти к практическим пропозициям. – (Старообрядческий фланг растерянно опорожнил легкие, приступивши внутри себя к мимическому обмену мнениями: «Да-а, похоже недооценили мы тогда паренька… Далеко пойдет, однако!») – И кстати, compañeros, прошу не забывать: мы пока всецело исходим из разумности Метрополии и рациональности ее мотивов, что, мягко говоря, не бесспорно; так что завершение тех переговоров по обоюдно-провальному, Петропавловскому, варианту вероятно весьма и весьма... Однако по этой части мы с вами всё равно ни на что отсюда повлиять не в силах – так положимся же на милость Господню!

И перекрестился двуперстно.