Исходя из постановки задачи, мы смело можем выбросить из головы особенности тактики и боевой подготовки людей-теней (равно как их служебную принадлежность), ТТХ применяемых ими веществ и прочие детали организации покушений: ничему этому парень заведомо свидетелем не был и разгласить ничего не может при всем желании. То же самое относится и к политической подоплеке покушений: никакой внятной информации на сей предмет у нас нет, да и взяться ей неоткуда — а значит и нечего забивать себе всем этим голову… Разумеется, анализировать в отдельности от всего прочего один лишь эпизод покушения номер два (от картины безлюдного особняка до клуба «Бристоль») — это вроде как искать потерянный ключ исключительно под фонарем; но ведь если в темноте, вне светового круга, шарить все равно заведомо бесполезно, то может это и не столь уж дурацкий образ действий?..

Классики учат нас: «Чем нелепее и грубее кажется вам какая-нибудь деталь, тем больше внимания она заслуживает. Те обстоятельства, которые на первый взгляд лишь усложняют дело, чаще всего приводят вас к разгадке». Ну, коли так, шансы наши необычайно высоки — ибо картина преступления состоит из тех нелепостей едва ли не целиком… Прежде всего, это невероятная, дикая переусложненность обоих покушений: министры не имели постоянной охраны, и профессионал такого класса, как человек-тень мог бы устранить их с легкостью необыкновенной. При этом ничего не стоило обставить обе смерти так, чтоб никому и в голову не пришло усомниться в естественных причинах (мало ли, к примеру, редких медленно действующих ядов?) — это если бы целью была просто «замена персоналий», как выразился тогда Командор. И наоборот: если уж целью было устрашение, то следовало позаботиться о ярких живописных деталях убийства (какая-нибудь там отравленная стрела в окно кабинета, или тот же мини-арбалет посреди торжественной церемонии), чтоб поразить воображение публики. Но ведь нет ни того ни другого, и с точки зрения рациональных целей обе те смерти — это «вообще ни о чём» ! А единственное, что, как кажется, роднит эти покушения — жертвы, похоже, были загодя осведомлены о кое-каких деталях предстоящего и, в некотором смысле добровольно, поучаствовали в тех спектаклях; отличный сюжет для романа о хитроумном убийце-маниаке, но профессионалы так не работают никогда, ни при каких обстоятельствах!

У меня нет оснований не доверять наблюдению Саши, что тот дипломат в клубе ничуть не встревожился при виде Флоры, а даже, пожалуй, и обрадовался. Верно ли парнишка разобрался в тех эмоциях, были ли они спонтанными или имитированы — вопрос отдельный; важно лишь, что появление ищейки не застало калифорнийца врасплох, и он был к нему готов. Почему же тогда ликвидатор начал именно с собаки, а не с мальчика? Более того: я не могу исключить — просто по расстановке фигур, — что в момент моего появления на сцене человек-тень действительно уходил, и мальчик в списке его целей в тот раз вообще не значился…

А ведь «майор Иванов»-то так и предупреждал своих оперативников: «свидетель — именно собака, а парень уж так, за компанию»! Дьявол, но откуда он знал?! — значит, это я что-то упускаю? И причем тут серебряные пули, за которыми он самолично, против всех правил, заявился в Университет? Или — его на самом-то деле интересовали как раз легенды об оборотнях?..

— Павел Андреевич, а как надо писать — «оборачивался» или «обращался»? — окликнул его парнишка, нахмуренно грызя кончик ручки.

— В каком смысле?

— Ну, я сказать хочу, что «волком тот человек не оборачивался»… или не «обращался»? — хотя и двигался как-то очень уж быстро, не по-человечески, так что взглядом не уследить…

— Постой-ка, постой! — вдруг подался вперед ротмистр. — А почему обязательно — волком?

— Ну, а кем же еще? Медведем?

— Нет: человеком! Может оборотень обернуться другим человеком — как говорят знающие люди в твоих местах?

— Нет… — от одной этой мысли, бог его знает почему, у Саши пробежал холодок меж лопаток. — Нет, не слыхал про такое… Да и зачем?

— Верно, незачем! — рассмеялся вдруг Расторопшин. — Совершенно незачем… Как гласит женская мудрость: «Хер на хер менять — только время терять»!

— Что-что?

— Ничего, не бери в голову. И пиши как пишется, не заморачиваясь всяким правописанием: там разберутся…

К тому времени, как Саша закончил свой рапорт, ротмистр тоже исписал и исчертил какими-то схемами несколько листков.

— Слушай сюда, напарник. Ты смертельно устал и хочешь спать, но надо напрячься и кое-что заучить наизусть. Я сейчас уйду, а ты останешься тут и будешь ждать от меня весточки…

— Вы… вы меня оставите одного?.. Здесь?!

— Да. В этом весь смысл. Ты напарник мне — или младенец, которому нужна нянька?

— Так точно, напарник.

— Тогда слушай и запоминай. Каждый из нас будет делать свою работу. Я сейчас пойду встречаться с довольно опасными людьми. Если всё пройдет как задумано, завтра утром я либо вернусь за тобой сам, либо пришлю тебе сюда новую, подробную инструкцию. Если же от меня не будет никаких вестей… ну, скажем, до девяти утра… это значит, что всё плохо — совсем, и больше мы с тобой не увидимся. Тогда — уноси отсюда ноги, немедленно!