В американском менталитете и образе жизни имеет место очень сильное постоянное напряжение, я бы даже сказал, определенная паранойя. Американцы все время озабочены тем, как победить конкурента, как еще больше повысить свою конкурентоспособность. Они не умеют так расслабляться, как, например, европейцы и тем более россияне. Типичный продукт американо-канадской деловой атмосферы — компания «Старбакс», с легкой руки которой весь мир стал покупать «кофе с собой» и мчаться с бумажным стаканчиком обратно в офис. Времена, когда люди в середине дня расслабленно сидели в кафе с газетой в руках, остались в прошлом. На это больше нет времени. Пока ты сидишь в кафе с газетой (айпадом, смартфоном и т. д.), твои конкуренты не спят. Тебе все время кто-то дышит в спину, готовый тебя оттолкнуть и занять твое место! Так мыслит типичный американец. Отсюда его бесконечный прагматизм и постоянное желание быть в тренде, в курсе того, что происходит в его профессиональной сфере. Это, конечно, накладывает отпечаток на американский характер, потому что подобная «заточенность» на успех — тяжелый психологический груз. И он становится причиной огромного количества обращений за психологической помощью, потребления тонн медицинских препаратов, которые многие американцы начинают принимать еще в школьном возрасте, и даже самоубийств. Кстати, количество самоубийств среди белых американцев (15 человек на 100 тысяч) почти в три раза выше, чем среди афроамериканцев (6 человек на те же 100 тысяч). Это своего рода мясорубка, но американец живет в такой атмосфере с рождения. Поэтому он воспринимает ее как совершенно нормальную среду.
Другими словами, жизнь заставляет американцев все время крутиться, стараться что-то сделать, изобрести, придумать. Они, как я уже отмечал, нация изобретателей. Поэтому они постоянно рискуют, берут кредиты под новые проекты, эти проекты проваливаются — и американцы снова идут в банк просить деньги и т. д. Такая идеология в значительной степени стала причиной кризиса 2008–2009 годов: выяснилось, что огромное количество банковских кредитов не гасится. Но американцы абсолютно уверены, что рисковать надо, — ведь в этом, можно сказать, основа будущей экономики. Здесь никто не скажет: «Тебе что, больше всех надо?» А если кто-то и скажет, то американец, скорее всего, ответит: «Да, так и есть. Мне надо больше всех!» Если есть возможность подработать, то американец легко возьмет вторую работу или займется чем-нибудь в выходные, вместо того чтобы просто сидеть и плевать в потолок. Чем больше денег, тем более защищенным себя чувствуешь. Американец с детства живет в системе рыночных отношений, отлично понимая, что рано или поздно он столкнется с кризисом, и к этому кризису надо быть готовым. Мы уже выяснили, что психологически американцы готовы к кризису всегда. Экономика меняется очень быстро — каждые несколько лет. Уходят целые профессии, и если вы к этому не готовы, то проиграете. Поэтому деньги, квалификация, образование, постоянный поиск, где бы еще подработать, чтобы укрепить свою финансовую позицию, — это часть американской жизни. И уже не только американской.
Приведу один пример. Как-то мы с американскими друзьями обсуждали российского олигарха Михаила Прохорова, который, как известно, пытался создать отечественный «Ё-мобиль». Проект не удался, и в России было огромное количество шуток по этому поводу. И вот американцы мне говорят: какой он замечательный, смелый, он же все-таки пытается что-то новое сделать, молодец! Весь смысл жизни и работы по-американски — в том, чтобы, перефразируя Владимира Ленина, пытаться, пытаться и еще раз пытаться. И так до бесконечности. Не получилось — и бог с ним. Попытаемся сделать что-то другое. Американцы относятся с уважением к людям, которые ломают сложившиеся стереотипы и пытаются делать что-то новое. В том числе в бизнесе. Попробовать и провалиться — вполне можно. Вот не пробовать вообще — неприемлемо, позорно. Не по-американски. Таких людей в США называют унизительным словом «квиттер» (от англ. quit — «выбывать из строя, прекращать борьбу»). Это гораздо хуже, чем пресловутый «лузер». Лузером на том или ином жизненном этапе может оказаться каждый. Как говорят в России, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Когда американец терпит поражение, он в первую очередь думает: «Я не выложился до конца», «Я недоучился», «Я проявил слабость» и т. д., но никогда: «Меня подсидели» или «Это все результат интриги». Поиск причин неудачи в любой ситуации начинается изнутри, а не снаружи. А «квиттер» — слишком слабый или окончательно сломленный человек, которому не место на американском рынке.
Конечно, не все 100 % граждан США только и думают о том, как бы начать какой-нибудь бизнес. Однако очень часто разговоры, например, с моими студентами сводились к фразе: «Знаете, профессор, у меня есть идея, хочу начать такой-то бизнес, а если не получится, начну другой, вот такой». Это очень типично. Они, как правило, не говорят: «Пойду устраиваться в другую компанию» — они хотят иметь свое собственное дело. Конечно, есть и такие студенты, которые пытаются устроиться в большие компании и, не особо напрягаясь, сидеть там на хорошей зарплате. Но их не так много. Все американские университеты ежегодно публикуют рейтинги зарплат выпускников в первый год после окончания учебы. Есть такие учебные заведения, чьи выпускники сразу получают шестизначные (то есть не меньше 100 тысяч долларов в год) зарплаты. Это Гарвард, Массачусетский технологический институт, Стэнфорд и т. д. Однако большинство американских университетов не гарантируют больших зарплат: они всего лишь дают образование, а дальше крутись как хочешь. Иди в большую компанию или начинай свой бизнес. Но не сиди на месте! Под лежачий камень вода не течет — это про Америку.
Как и весь мир, Америка меняется и задает новые глобальные тренды. В 2020 году появилась возможность работать, не выходя из дома. Даже американское правительство нанимает теперь на ответственные должности людей, которые работают удаленно. Более того, эти люди могут находиться в разных штатах, в разных городах, в разных странах. Раз современные технологии позволяют — незачем ездить на работу каждый день. На глазах исчезают организации, где люди должны были обязательно находиться с 9:00 до 17:00. Все больше американских компаний переходят в онлайн. Поэтому личного взаимодействия становится все меньше. Это экономически и логически выгодно: не надо терять лишнее время, ездить на работу, тратиться на бензин, искать парковку. Люди начинают работать в разное время: кто-то в 9:00, а кто-то в 15:00. Это разгружает дороги и офисы. Теперь можно один и тот же офис использовать в две-три смены. Американские школы, как я уже отмечал, тоже начинают и заканчивают уроки в разное время. Лично мне такая система нравится больше, чем российская. Она является маленьким, но показательным примером «плоскости» Соединенных Штатов.
Традиционного рабочего коллектива в США уже, по сути дела, не существует. Как, впрочем, и рабочего класса. Люди все чаще работают из дома, из автомобиля, из кафе, не встречаясь друг с другом, не зная друг друга в лицо. Этому способствует и американское налоговое законодательство: можно уменьшить свою налогооблагаемую базу за счет списания с налогов почти всех расходов по своему так называемому «домашнему офису». Вы списываете свой компьютер, свое время, даже часть счета за электричество и воду. Как результат, культура индивидуализма, и так распространенная в США больше, чем где-либо, захватывает все новые сферы. Подростки уже практически не встречаются в своих гаражах, как это делали первые программисты и компьютерщики. Рок-группы вообще куда-то пропали. Раньше американская молодежь часто собиралась на вечеринки у бассейна, а люди постарше — в барах. Сегодня это происходит все реже. Люди перестают ценить друг друга и время, проведенное в компании друзей. Думаю, что эта тенденция разобщения будет продолжаться. А если она будет продолжаться в Америке, то, по всей видимости, такой тренд будет набирать все больше влияния во всем мире.
Американцы учатся
В 1784 году Томас Джефферсон предложил так называемый Северо-Западный ордонанс, который через три года был принят конгрессом США. В соответствии с ним к северо-западу от реки Огайо создавалась территория будущих Соединенных Штатов. С этого момента началось организованное продвижение американцев на Запад, то есть освоение новых земель. (К слову, рабство на новых территориях было запрещено.) Там гарантировались свобода вероисповедания, суд присяжных и всеобщее образование. Этот договор обязывал каждый штат открыть собственный университет, так как отцы-основатели надеялись, что сеть университетов позволит создать новый общественный класс — класс образованных фермеров, воинов и торговцев. Этот класс должен был стать основой будущего развития Америки. Так оно, кстати, и получилось.
Сегодня ситуация кардинальным образом изменилась. Университеты теперь являются кузницей американской бюрократии и чиновничества, воспроизводства элиты. Это еще одна проблема, стоящая перед США, ибо очевидно, что какими будут национальные университеты — такой будет и страна через четверть века.
Американская система университетов и колледжей построена таким образом, что полноценно занимающийся студент должен набрать определенное количество «кредитов», или баллов. Прослушав курс и сдав по нему экзамен, студент получает обычно три балла. Чтобы оправдать, например, финансовую помощь — стипендию или грант, — надо набрать четко установленное количество «кредитов»: 9 или 12 в зависимости от семестра. Если, допустим, нужно набрать 18 баллов за год, можно в первом семестре взять пять курсов и получить 15 «кредитов», а в следующем семестре — один курс и всего лишь раз в неделю ходить на лекции и семинары, чтобы добрать еще три «кредита». Так делают, если хотят окончить университет побыстрее. Вы обсуждаете данный вопрос со своим научным руководителем, и если вы успешный студент, он разрешает вам взять больше курсов. Но если в вашей жизни возникли какие-либо проблемы, вы можете сказать: «Я не могу сейчас полноценно взять все “кредиты”. Разрешите мне взять один курс в этом семестре и два курса в следующем. Я понимаю, что не наберу нужного количества, но через год вернусь и компенсирую». Обычно университеты идут на это.
В результате бывает, что студенты учатся много лет. Можно на год вообще уйти из университета, а потом вернуться и продолжить свое образование («кредиты» при этом не сгорают). То есть система довольно гибкая. Ведь студент — это в определенном смысле клиент, который платит университету деньги. Ему должно быть удобно и выгодно получать образование. Так что университеты подстраиваются под студентов. Однако это не значит, что преподаватель обязан ставить только положительные оценки. Тут баланс довольно тонкий. Главным критерием является конкурентоспособность выпускников после окончания университета. Если никто не берет их на работу, то, какие бы оценки они ни получали, престиж университета падает — а значит, и его счет в банке резко сокращается. И новые студенты в такие университеты не идут. Круг замыкается.
Атмосфера американских университетов сильно отличается от атмосферы университетов российских. Например, в большинстве случаев решение о том, брать или не брать человека на преподавательскую работу, принимает не администрация университета, а исключительно коллеги, с которыми он будет работать. Кафедра или факультет создает специальную комиссию по приему новых людей. В нее входят примерно десять человек. Сначала они изучают характеристики кандидата. Потом два или три человека из комиссии проводят с ним довольно продолжительные телефонные собеседования. Разговор может длиться час или даже два. Спросить могут обо всем, а не только о том, что касается вашего педагогического опыта или квалификации. И наконец, вы несколько дней проводите в кампусе университета, общаясь с коллегами. Они смотрят на вас, вы смотрите на университет: подходите ли вы друг другу. После чего комиссия дает администрации университета рекомендации касательно того, принимать или не принимать кандидата на вакантное место. Затем вы обсуждаете с администрацией вопрос о том, может ли университет предложить вам ту зарплату, которую вы хотите. Преподаватели к этому отношения не имеют, потому что финансовые дела — вещь сугубо конфиденциальная. Это первое.
Второе: когда человека нанимают на работу в американский университет, его очень редко (хотя в последнее время уже несколько чаще) берут сразу на бессрочный контракт. Как правило, сначала нужно пройти испытательный срок, который может доходить до пяти лет. Считается, что этого достаточно, чтобы университет, коллеги и студенты оценили человека с разных сторон. Вы преподаете и наравне со всеми участвуете в жизни университета, но в течение этих пяти лет вас в любой момент могут уволить. Инициировать этот процесс может администрация, кафедра — кто угодно. Если вы подходите университету, то будете наняты бессрочно. Как бы вы ни преподавали потом, какую бы ахинею ни несли, записываются к вам студенты или нет — уволить вас университет уже не имеет права. Вы получаете академическую свободу и можете делать все что угодно. И большинство профессоров работают именно так. Профессор может преподавать те курсы, которые захочет, и так, как он хочет. Хоть историю КПСС. И ни декан, ни ректор университета, ни какое-нибудь, не дай бог, министерство не скажет ему, что и как преподавать. Американцы считают, что профессор должен быть абсолютно свободен в том, что преподает. Поэтому, кстати, в университетах и колледжах запрещены профсоюзы — свобода превыше всего. Хотя, безусловно, любому факультету важно, чтобы на нем читались в первую очередь основные, профильные специальности, иначе нельзя будет получить государственную аккредитацию и называться учебным заведением. Да и учиться туда никто не пойдет.
В последние 15–20 лет набирает популярность новая тенденция: вместо того чтобы нанимать профессоров на работу бессрочно, им предлагают работу по обычному контракту, но с правом каждые пять лет получать академический оплачиваемый отпуск сроком на один год. И профессора стали выбирать этот вариант: год пожить где-нибудь, поездить по миру, пописать книги, отдохнуть от студентов, при этом получая полную университетскую зарплату, — дело хорошее. А через год они возвращаются в тот же самый университет и опять преподают.
Исследовательская работа, публикации в большинстве университетов США поощряются и финансово, и карьерно. И конечно же, отражаются на рейтингах и зарплатах. Главное — чтобы студенты записывались на ваши курсы, заполняли аудитории. Ведь если на тот или иной курс никто не записывается, профессор все равно получает свою зарплату: уволить-то его университет не может. Значит, нужно искать способ привлечь студентов. Декан может вызвать профессора и предложить ему как-то разнообразить набор читаемых курсов, подумать об их большей актуализации для студентов данной специальности. Коллеги-преподаватели на заседании кафедры могут порекомендовать темы для учебных курсов. Отчасти поэтому в американских университетах — даже авторитетных — всегда есть много предметов, которые носят относительно конъюнктурный характер: по ним видно желание профессора «хайпануть» и привлечь к себе большее количество студентов.
Если же, несмотря на принятые меры, студенты совсем не идут на чьи-то лекции, то руководство может попробовать дать профессору, например, больше исследовательской нагрузки. Если профессор все равно не справляется и не приносит никакой прибыли, то он становится обузой для университетского бюджета. А кого винить? Ведь у университета и его сотрудников было пять лет, чтобы проверить профессиональные качества нового коллеги. В конце концов профессор может уволиться с преподавательской работы сам, я знаю несколько таких случаев. Но подобное происходит не так часто: быть преподавателем, профессором в колледже или университете США надежно и спокойно. Да и работа, прямо скажем, непыльная. Даже более того: она престижная, хотя и не самая высокооплачиваемая. Профессор университета традиционно пользуется большим уважением, чем владелец частного бизнеса, у которого доход может быть гораздо выше.
Я уже упоминал, что университеты должны периодически проходить лицензирование, но это связано не с содержанием, а с организацией образования. Содержание и качество образования в основном проверяется практикой, рынком. Люди идут в хорошие университеты, прекрасно понимая, что учиться там будет тяжело.
В свое время меня очень удивило то, что многие американские профессора придерживались таких же взглядов, как мои коллеги по Московскому университету. Такие же либералы, такие же «мягкие» коммунисты с социал-демократическими взглядами, которые не верят в капитализм. Вообще американские академические круги (особенно это касается гуманитарных наук), как и средства массовой информации, — это рассадник американского либерализма. Академическая свобода позволяет профессору выражать свои взгляды как в аудитории, так и вне ее.
Я много лет преподавал в ряде лучших американских университетов — и больше всего, если честно, меня раздражало то, что на семинарах и лекциях студенты едят и пьют. Практически каждый приходит со своим пакетиком: сэндвич, кока-кола или бутылка сока. Достает, разворачивает у себя на столе, начинает жевать, открывает чипсы, шуршит обертками. Но все при этом слушают, задают вопросы, записывают. Для меня это было непривычно, поскольку я приехал из Советского Союза, где совсем другая культура: у нас было принято, почти замерев, слушать лектора. А для США еда на лекции — нормальное явление. Так происходит и на серьезных мероприятиях: то ли экономят время на ланч, то ли совмещают приятное с полезным. Вы приходите на конференцию или круглый стол и видите, что в программе приписочка, например, brownbaglunch (
Звонок в американской аудитории (опять же в отличие от российской) — для студентов, а не для преподавателя: как только звучит звонок, они встают и уходят. Лектор иногда бывает вынужден останавливаться на половине фразы. В некоторых серьезных университетах нет звонка — занятия начинают просто по времени. Вы видите, что студенты начинают складывать учебники, закрывают тетрадки. Смотрите на часы — вроде как пора заканчивать. И вы не можете произнести ни одной из наших привычных фраз, таких как «Звонок для меня» или «Я слежу за временем», равно как и «Прекратите жевать!»: на вас посмотрят как на идиота.