Адмирал благодарит за совет молчаливым кивком, отходит чуть подальше, к месту оператора, наклоняется и отдает приказ. У них на флоте “формы” всего лишь В61. Сто семьдесят килотонн, “сдвойки” не грузили. А вот на “Больших птицах” есть бомбы В53, до девяти мегатонн. Что такое “большие птицы”? Это лучшие в мире стратегические бомбардировщики В-52.

Лучшие в мире стратегические бомбардировщики В-52 ревут недалеко, за колючей проволокой. Четырехкилометровая бетонированная взлетная полоса, сухая аризонская степь. Одноэтажные низкие и плоские домики военного городка. У ворот, перед въездом в часть, высокий блондин в отглаженной парадной форме прощается со стройной, очень крутобедрой девушкой, судя по прямым черным волосам и профилю — с индианкой из коренных. А судя по единственному пончо на плечах, по босым коричневым ногам, по бахроме и фенечкам — из какой-то хиппи-комунны. Пара выглядит превосходно, и бегущие на сирену пилоты завистливо вздыхают.

Индианка шепчет:

— И вы полетите туда… И будете бомбить?

— И полетим и будем. Я даже не стану отнекиваться, что сам-то я оператор огневой точки, воздушный стрелок. Против меня на истребителе не мирный житель, а офицер, летчик-истребитель. Но мы экипаж, мы команда. Именно потому, что мы, в случае чего, безо всяких рассусоливаний нажмем на кнопку, коммунисты на нас и не кидаются.

— Ну да, вам тут наговорили про коммунистов. А знаешь, когда срубят последнее дерево и выловят последнюю рыбу, все поймут, что доллары нельзя есть.

— Я парень с фермы, ты же помнишь, как мы познакомились. И я не сильно разбираюсь в том, что вам там рассказывают в университетах. Но я знаю точно, коммунисты вводили войска в Будапешт, пятьдесят шестой год. В Прагу, шестьдесят восьмой. И в Кабул, семьдесят девятый. Получается, каждые одиннадцать-двенадцать лет большевики куда-нибудь вводят войска. Вот. Это есть факт… Слушай, нам что, в такой-то момент и сказать нечего?

Девушка хмыкает:

— Мне всегда казались удивительными ваши самолеты. У них колесики, как у машины, четыре опоры, настолько широкое брюхо… И только под крыльями маленькие стойки. Куда они деваются при взлете?

— Ну ты как спросишь, я даже не знаю, что сказать… Складываются.

Пара чуть переступает по горячему асфальту — синхронно, как в танце. Индианка молча прижимается плотнее, и стрелок шепчет ей в самое ухо:

— Пойдешь за меня?

— А… Пойду.

— Просто дождись меня, хорошо? Не променяй на какого-нибудь пустобреха из этих ваших волосатых. Дождешься?

Девушка молча вжимается в китель и сопит, сдерживая слезы. Нельзя же сказать: я-то дождусь, это ты не вернешься!

Потом она крепко целует парня, отталкивает и бежит через дорогу к белому раздолбанному пикапу. Ныряет на пассажирское место, машет рукой. Старуха-индианка за рулем, выдохнув из курительной трубки здоровенный клуб вонючего дыма, втыкает передачу — и пикап, дернувшись, выстрелив таким же клубом дыма из выхлопной трубы, катится со скрежетом по превосходному асфальту федеральной дороги. Здесь, у авиабазы, все дороги федеральные.

— Ну вот, — говорит старуха, отъехав миль на пять, — можешь начинать плакать.

— А он?

— Он любит небо. И он останется в небе.

В небе всего четыре самолета. Два ударных В-52Н, один регистратор со всевозможными приборами, модификации RB-52, и один штабной. Он тут ни к черту не нужен, да, похоже, какому-то воздушному генералу загорелось получить красивую строчку в личном деле. Участвовал в боевых действиях, не хрен собачий. Почет, уважение, да и выплаты не помешают.