Книги

Альтераты. Соль

22
18
20
22
24
26
28
30

Эпилог

— Раз, два, три, четыре! — Гейша отбивала ритм.

Четыре такта щетки по хай-хет с постоянно усиливающейся атакой. Пятый такт вступление «лид» гитары Слайдера. Тринадцатый такт — мощная «завеса» на бас-гитаре. Пятнадцатый и шестнадцатый — соло Гейши, барабанная «сбивка» и выход на кульминацию вступления. Слайд по оголенным нервам. Пауза.

Померкнет отблеск зари, Погаснут свечи, остынут. Все слова твои давно пусты, Они мертвы, забыты.

За их спинами — закат и ровная морская рябь с тонкой пеленой вечернего тумана. Голос Скраббл шептал, чуть вырываясь вперед. Рассказывал, увлекал в полумрак черноморских вод.

Я словно призрак, тону в тиши, Но все унёс ты, и ты вышел из игры Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты, Солёный зной и хмурый ветер. Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы, Но хрупок лёд, и нет уж веры. Напишут книги о тебе, Тома любви, надежды, Только будут все они темны: Обман и ложь безбрежны. Я словно призрак, тону в тиши, Ведь все забрал ты, и пусты твои следы! Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты, Холодный зной и хмурый ветер Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы, Но хрупок лёд, и нет уж веры.

Торопов притаился в стороне и не мешал. Это Анюткина идея — сделать клип на натурной съемке. Раз уж Скат притащился в Анапу.

Теперь дом Торопова по количеству звезд на один квадратный сантиметр напоминал московскую студию. Светка счастлива, она теперь главная знаменитость в классе: еще бы, преступницу с пистолетом задержала! Вытаращив глаза и приоткрыв восхищенные рты, под воротами дежурят Витька Толстихин, Макс, Ерема и заклятая подруга Ольга Бусина. Мать с Маринкой только смущаются.

Дайвер прислушался: о, его любимое место. Угрожающий речитатив, мороз по коже. Когда знаешь, о чем речь. Седая Морена над черной бездной, тяжелые волны покрываются ледяной шугой.

Рок возмездие озарит. Падите ниц, закройте двери, Нет прощенья, лёд кипит, Проклятье шлю на ваше племя!

И снова мощно кульминация.

Ты слышишь, милый, милый, разбиты мечты, Остался лёд да стылый ветер Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы, Спасенья нет как нет надежды. Слышишь, милый, милый, разбиты мечты, Во мне лишь зной и хмурый ветер Снова слышу, слышу: зовёшь ты из тьмы, Но хрупок лёд, и нет уж веры.

Тимофей улыбнулся старому воину, мелькавшему в вечернем тумане: Наяда, кажется. Он единственный остался рядом с Анной. Видимо, у него с ней своя служба. Кивнул воину.

Тот самый склон, на котором несколько дней назад их всех накрыла судьба. Анна все никак не могла с него уйти, смотрела на розоватую гладь, выстроившиеся на рейде корабли.

Отец подошел. Замер за спиной, не зная, что сказать.

— Пап, я все знаю. Мне мама рассказала, — она обернулась к нему, покосилась на сухие, мозолистые руки. — Я никогда не понимала, как так могло случиться, что вчера нужна тебе была, а сегодня — с глаз долой, из сердца вон. Но и тебя не могу винить… Черт его знает, — она посмотрела на метавшихся над головой крикливых чаек. — Даже не хочу представлять, что ты чувствовал тогда, не хочу представлять себя на твоем или на ее месте и думать, как бы я поступила.

Они помолчали. Впервые за много лет им даже молчать было лучше, чем ругаться.

— Ты всегда была нужна, — прошептал он наконец.

Аня кивнула: какая теперь разница. Тринадцать лет-то не вернешь. Не перепишешь. Его не было на выпускном. Его не было, когда она впервые пела на большой сцене.

Но злости в сердце не осталось. Все сгорело, обратилось ледяной крошкой с тем ключом, что Тим достал со дна.

— Я хочу поговорить с твоей матерью, — прошептал.

Аня посмотрела на него, показала на дом:

— Она на веранде… Пап, — позвала, заставив остановиться: — Я слышала, как вы ругались тогда. В ту ночь. Я видела твое лицо, твою ненависть… Я всю жизнь тебя ненавидела из-за этого. И боялась.

Он посмотрел странно, будто впервые увидел повзрослевшую дочь.