— Аня, дочка, — позвал отец из тумана. Его прямой силуэт и застывшая в сыром тумане, как бабочка в янтаре, фигурка Светы, Тимкиной сестры. Темные силуэты на кромке склона. Белый туман лизал их ступни, клубился облачным морем. Прислушивался к биению живых сердец.

Боль разъедала, будто соль, брошенная на кровоточащие раны, обида сводила с ума. Анна медлила, как не медлила никогда. Слушала биение своего живого сердца, как не слушала никогда. И голоса, которые цеплялись тонкой паутиной за руки, удерживая на краю. Прыгнешь — и завтра не наступит никогда.

Андрис тихо засмеялся:

— Ты даже убить меня не можешь…

Она посмотрела на него с жалостью. Приподняла за подбородок, заглянула в глаза:

— Потому что прощаю, — сердце пронзил ее горький, ледяной поцелуй.

Андрис почувствовал жжение в груди, отшатнулся нерешительно, не в силах оттолкнуть прохладу ее рук. Нежный воск ледяных объятий, бесконечный шелк серебристых волос душили сладко и тягуче. В подернутых темнотой глазах — забытая и пугающая синева.

Черная ночь как тогда, тысячу лет назад. Неприветливое море. Жестокий шторм. Ветер срывал паруса, смывал людей. Неистово выл раненым вепрем. Треск дерева. Ледяные копья рвали обшивку, снасти. Надежды нет. И нет спасенья.

Воспоминания ложились на плечи, просачивались сквозь кожу, смешивались с ее поцелуем.

«Будь ты проклят», — искусанные в кровь губы и непокорные глаза в полуночной тишине трюма — последнее, что останется с ним: с каждым прикосновением, с каждым вздохом, его душа рассеивалась дождем.

Над княжичем сомкнулась темнота. Теперь уже навсегда.

Анна сделала шаг назад. Подставила лицо дождевым слезам. «Все остановит вода».

Андрис, затаив дыхание, следил за ее движениями, равнодушно и безнадежно. Безумие тонкой паутиной подкрадывалось к нему, оставляя единственный реальный образ — дерзкий девичий профиль и пронзительную синеву глаз.

— Морена, — позвал в туман. Тонкие пальцы сомкнулись в пустоте.

Анна посмотрела на Карину, бросила ей через плечо, назвав по имени, как тысячу лет назад:

— Ты хотела его, Зарина? Больше жизни хотела… Забирай. Тысячу лет спустя — забирай. Весь твой.

Она разжала руку: на узкой девичьей ладони темнел ключ. Покрытый патиной металл схватило серебром, окутало белой шапкой инея. А в следующий миг он рассыпался ледяной пылью.

Серые фигуры призраков за ее спиной вздохнули с облегчением и один за другим растаяли в тумане.

За перекрестком, разрывая тишину, выли полицейские сирены. Анна подошла к отцу, посмотрела устало и улыбнулась.

— Все хорошо, пап, я здесь.