Он говорил с наслаждением, пробуя каждое слово вкусовыми окончаниями языка. Ему нравился этот процесс — обкатывать языком каждый звук, выпускать в ночь слова, полные великого значения.

Человек пошевелил угли, они вспыхнули, и я увидел его глаза. Черные глаза ночи…

— Ты кто? — Горло как наждак. Я почти знаю ответ, помню памятью моего народа.

— Легба. Старый Легба. Великий Легба. Толмач Легба. Разве ты не помнишь меня? Разве ты не слышишь? — И он посмотрел на меня своими непроницаемыми глазами.

— Нет… — ответил я.

И вдруг отовсюду, как волны, как слабое дуновение ветра… Голоса. Звуки. Шепот воздуха. Бормотание земли. Песнь огня. Речитатив воды…

Дрожание струны? Комариный звон? Нет… Мир вокруг наполнен звуками, говорит на непонятном древнем языке.

Я ощутил себя маленьким мальчиком, дрожащим от одного вида огня. Сладкая дрожь, поднимающаяся откуда-то снизу… Каждый изгиб пламени порождает во мне стон, каждая вспышка — судорогу. Я люблю огонь… Такой жаркий, такой настоящий… Я иду к нему. Иду через всю свою жизнь.

Раздался сухой щелчок пальцев, и я увидел себя отразившимся в необъятных зрачках темного неба.

Тихий, как шелест, смех затих вдалеке.

Надо мной небо. Ночь.

— Мой генерал… — Чей-то шепот во тьме.

Я вздрогнул. Повернул голову направо.

Оказалось, это Абе сидит рядом в напряженной позе.

— Мой генерал, с вами все в порядке? Я сел, растирая лицо обеими руками:

— Да, Аб, все нормально. Я заснул… Который час?

Я ничего тебе больше не скажу, Аб.

Я видел бога. Я знаю, что все мы умрем.