– Значит, так, по определённым дням на Ярославский вокзал приходит поезд из Новосибирска, там есть люди, которые привозят живые бактерии, их выращивают в академгородке. Вот вам телефон, созванивайтесь, договаривайтесь.
Созвонились, стали по утрам ездить на вокзал. Бактерии были в маленьких стеклянных баночках, Тошка выпивал их, они были приятны на вкус.
Но этого оказалось мало, надо было подлечить иммунную систему. Тут в дело вмешалась Юля – у её третьего мужа отец был главным хирургом в подмосковном госпитале. В этом госпитале работал какой-то известный иммунолог.
Мы с внучком поехали к нему на встречу, он был в рваном, но чистом халате. Посмотрев анализы и сказал:
– Мне надо подумать. Вы приезжайте ко мне на Ладожскую, это около метро «Бауманской», у меня там офис, я подготовлю план лечения. Сможете найти?
Найти на Бауманской? Да я там каждый камень на улице знаю, а уж его-то офис… На следующий день мы беседовали в его офисе. Иммунолог преобразился, он был в модном клубном пиджаке, весь такой, как бы сейчас сказали, на понтах. Красуясь собой, стал умно объяснять, что спасти моего внучоночка мы сможем, только если я куплю у него каких-то американских таблеток на две тысячи долларов.
Да хоть на двадцать, да на сколько угодно, главное, вылечи мне моё солнышко. Всё указал, как принимать, и мы, переехав на дачу в связи с открытием летнего сезона, стали пить его грёбаные пилюли. Пили по специальному графику, поскольку их было столько, что пить их, скажем, в завтрак, обед и ужин не получалось – не влезали, суки, по количеству.
Дней через десять Тоха как-то стал сникать, я понял, что таким лечением мы его угробим, нашёл детского иммунолога на Каширке, и мы с Тохой поехали туда.
Врачиха, посмотрев все его анализы и поглядев, общупав и обнюхав Тоху, сказала:
– Ничего страшного с ним нет, весенняя история. Вот эти таблеточки месяц пусть попринимает – и всё будет в порядке. Главное – больше гулять на воздухе, больше фруктов и овощей, сбалансированное питание, больше двигаться – и всё будет хорошо. У вас дача есть?
– Да мы всё лето на даче безвылазно.
– Ну и прекрасно, пусть пьёт, о что я прописала. Я думаю, что всё будет в порядке.
Я решил, всё же разобраться, что не так, с рекомендованным раннее «великим» иммунологом планом лечения, и спросил:
– А вы знаете такого-то?
Я назвал фамилию иммунолога из госпиталя.
– Это наш известный иммунолог, а почему вы спросили?
– Да нам его посоветовали, будь он неладен, так он нам столько прописал пилюль, что у нас ребёнок от них угасать начал. Он этими пилюлями сам торгует, гад.
– Как же Вам не стыдно, вы меня в такое положение поставили! У нас же существует врачебная этика, я как бы оспариваю его диагноз, так нельзя поступать.
– Послушайте, да какая этика?! У меня от его лечения ребёнок загибаться начал. Ему пилюли свои впихивать надо, пропади они пропадом, а что там с ребёнком, будет ему наплевать. Да ты вылечи мне дитятку, я тебе в десять раз больше заплачу, а так что? У меня одно желание – просто пойти ему рожу набить. Прям невмоготу как хочется.
А насчёт этики научной и прочей я тоже немного понимаю. В прошлой жизни доцентом был. Этика – она разве в том, чтобы покрывать друг друга? Я когда-то кандидатом был, наукой занимался, но мы как-то друг другу на ошибки не боялись указывать. Этика в нахождении истины. Извините, что я тут вспылил. Внука безумно жалко, по сути, пострадал от его действий.