Телефон зазвонил, от чего он подскочил. На этот раз — Гамот из бара «Канзас» с новостью о том, что один из паладинов Вектора разнес почти всю мебель в заведении, а потом свалил, не оплатив счет и оставив владельца среди обломков в предапоплексическом состоянии.

— Который? — устало поинтересовался Вектор.

— Вилштейн, — ответил Гамот.

— Он настоящий убийца! — проорал где-то сзади владелец бара. Вектор узнал голос; он часто слышал его фоном во время звонков.

— Скажи владельцу, что Вилштейн больше не в моей команде, я только что его уволил, — сказал Вектор. — А значит, Вилштейну самому придется оплачивать свои счета.

Он подождал, пока Гамот передаст это сообщение владельцу.

— Его там что, сейчас удар хватит? — спросил Вектор в наступившей тишине.

— Да, причем раз шесть, — ответил Гамот, делая вид, что говорит об ущербе. Гамота было невозможно вывести из себя. Еще бы он не одевался так, будто живет под мостом.

— Ладно, передай ему трубку.

Через секунду раздался напряженный голос бармена:

— Алло?

— Как только что пояснил мой помощник, Вил-штейн больше не состоит в моей команде, — невозмутимо проговорил Вектор. — Что, к сожалению, означает, что у него нет страховки. — Он подождал несколько секунд, пока кровяное давление владельца бара не взлетит до потолка, затем продолжил: — Тем не менее, в качестве жеста доброй воли, поскольку многие мои игроки часто выпивают в этом баре, пришли мне счет, и я оплачу половину.

Владелец издал сдавленный звук, который можно было принять за «Да».

Трубку взял Гамот.

— Еще что-нибудь?

— Нет, — сказал Вектор. — А теперь убирайся оттуда, пока он не потребовал заплатить больше. — Он повесил трубку, а потом позвонил Миртл, распорядительнице на арене, и велел ей сократить Вилштейна и оформить бумаги вчерашним днем.

— Без проблем, босс, — ответила Миртл. — А что делать со всем хламом в его шкафчике? Парень настоящий барахольщик.

— Ты можешь его съесть? — спросил Вектор.

— Вот уж нет! — Теперь Миртл казалась не только уставшей, но и возмущенной.

— Тогда сделай с этим хламом то же, что делаешь со всем несъедобным.